Вячеслав Маркин - Кропоткин

Приехав в Швейцарию, Кропоткин выступает с лекциями в маленьких городах, расположенных вокруг Женевского озера, организует небольшие группы пропаганды, в чем-то подобные кружку «чайковцев», успешно распространяя свои идеи среди рабочих и ремесленников. Его беседы, которые он проводил на хорошем французском, усвоенном еще с детства, всегда вызывали интерес. Искренность и увлеченность сопровождали все его речи.

А из России, между тем, поступали новые известия. Прошли один за другим политические процессы: «193-х», по которому был привлечен и Кропоткин, «50-ти», долгушинцев… Очень суровыми были приговоры: десять, двенадцать, пятнадцать лет каторги, пожизненная ссылка. На этом фоне раскатом грома прозвучал 24 января 1878 года выстрел Веры Засулич в петербургского градоначальника Трепова, распорядившегося наказать розгами одного из заключенных за то, что он не снял перед ним шапку. Верная принципам нигилистов, она не сопротивлялась аресту, а на суде заявила: «Я… не могла найти другого способа обратить внимание на это происшествие… Страшно поднять руку на человека, но я находила, что должна это сделать». Рана была не смертельной. Мотивы поступка судом присяжных были признаны обоснованными, и суд оправдал Засулич. Это было невероятно. Правда, новый арест угрожал ей сразу же, как только она вышла из зала суда, но друзья укрыли девушку и вывезли в Швейцарию, где Кропоткин с ней встречался и однажды даже привел в горы, чтобы показать альпийские ледники.

После выстрела Веры Засулич политические покушения следовали одно за другим. Правительство отвечало на них репрессиями. По приговору военного суда в Одессе был казнен И. Ковальский, оказавший вооруженное сопротивление жандармам. Хотя он никого не убил, его казнили на виселице. Та же участь постигла случайно попавшего в руки полиции народовольца Валериана Осинского и сына крупного землевладельца в Новороссии Дмитрия Лизогуба. Оба были повешены в Одессе, но вскоре последовали новые покушения. 4 августа 1878 года на улице среди бела дня был заколот кинжалом шеф жандармов Н. В. Мезенцов. Покушение совершил Сергей Кравчинский, чудом избежавший ареста. Спасти его помог все тот же призовой рысак Варвар, умчавший на свободу двумя годами раньше Петра Кропоткина. А в феврале следующего года газеты сообщили, что жертвой преступного покушения стал харьковский генерал-губернатор князь Дмитрий Кропоткин, двоюродный брат Петра. Это был не такой уж плохой человек, но он, не подвергая устройство мира сомнению, послушно шел тем путем, который открывал перед ним его княжеский титул. Он был близок к императору и пытался как-то облегчить участь своих кузенов Петра и Александра, за что попал в немилость при дворе. Управлявший губернией восемь лет, он, конечно, не мог не знать о порядках в тюрьме Харькова, и революционеры решили, что генерал-губернатор должен ответить за них жизнью.

Через два месяца, 2 апреля 1879 года Александр Соловьев стрелял в Александра II. Покушение не удалось, но Соловьев был арестован и повешен. Волна терроризма прокатилась и по Западной Европе. Были совершены покушения сразу на трех монархов: на германского императора и королей Испании и Италии. Ответственность за покушения правительственные круги трех стран попытались возложить на Юрскую федерацию, как на наиболее радикальное крыло Интернационала. Царское правительство, в свою очередь, искало связи террористов с эмигрантами. Однако юрские федералисты терроризмом никогда не занимались. Резко отрицательно к нему относился и Кропоткин, видевший в терроре рецидив нечаевского подхода к революционному делу.

Тем не менее, испытывая сильное давление извне, швейцарские власти решили запретить бюллетень, издаваемый юрцами. Федерация осталась без печатного органа. И Кропоткин, будучи в Швейцарии иностранцем, решается приступить к изданию в Женеве газеты на французском языке. У него имелись два помощника и первоначальный капитал из 23 франков. Газете дали название «Le Révolté» («Бунтовщик»). 22 февраля 1879 года вышел первый номер. Большая часть статей в нем, как и в последовавших, принадлежала Кропоткину. Это была его газета. Успех превзошел ожидания: сразу стало расходиться до двух тысяч экземпляров, в то время как прежняя газета имела тираж не больше шестисот. А вскоре, обратившись к читателям за помощью, редакция смогла собрать средства и на собственную типографию, которая открылась в Женеве. Газетой заинтересовался Элизе Реклю и стал в ней активно сотрудничать. Когда Кропоткина арестовали, он возглавил редакцию. И более того: собрал кропоткинские статьи, публиковавшиеся в «Бунтовщике», и издал их отдельной книгой, назвав ее «Речи бунтовщика». Это произошло, когда основатель газеты был заключен во французскую тюрьму.

На начальном этапе газетной работы для Кропоткина очень важна была дружеская поддержка Реклю, а также жены Сони, с которой он весной 1880 года поселился в Кларане: «Здесь при содействии моей жены, с которой я обсуждал всегда всякое событие и всякую проектируемую статью и которая была строгим критиком моих произведений, я написал лучшие мои статьи для „Le Révolté“… В сущности, я выработал здесь основу всего того, что впоследствии написал».

В Кларане жил и Реклю. Он пригласил Кропоткина помочь ему в работе над томом его «Всеобщей географии», посвященным Азиатской России. И действительно, все данные о рельефе, климате, растительности можно было почерпнуть у русского друга, так хорошо знавшего Сибирь и Дальний Восток. Работали они так: Кропоткин писал на французском, а Реклю редактировал материал, чтобы он не отличался по стилю от всего издания. Практически на каждой странице этого тома можно встретить примечание: «По данным П. Кропоткина».

Передовая первого номера «Бунтовщика», написанная Кропоткиным, начиналась решительно и грозно: «Старый мир быстрыми шагами приближается… к такому сотрясению, которое, вспыхнувши в одной стране, быстро распространится, как в 1848 году, на все соседние страны и, разрушая самые основы теперешнего строя, даст новый источник жизни одряхлевшему миру». И дальше из номера в номер развивалась мысль о неизбежности смены буржуазного государственного строя социалистическим, но только обязательно — безгосударственным. Вслед за Прудоном и Бакуниным Кропоткин не признавал за государственной формой управления никакой положительной роли в эволюции человеческого общества. Напротив, подавляя инициативу народных масс, государственная власть всегда тормозила эволюцию, даже в тех случаях, когда пыталась сверху «наладить» реформы: Петр Алексеевич хорошо помнил, как обманулся он с «реформаторством» Александра II.