Эрих Мария Ремарк - Обетованная земля

— Хотите закрыть магазин? Жалко.

— Что значит «хотите»? Пытаюсь! Ведь никто у меня его не купит! Даже на распродажу покупатели не заходят!

— А сколько бы вы хотели за этот магазин? — спросил я.

Сильвер стрельнул в меня острым взглядом:

— Еще не знаю, — осторожно ответил он. — Вы хотели бы купить?

— Разумеется, нет. И даже не арендовать. У меня ведь нет денег.

— Тогда зачем же спрашиваете?

— Просто из сочувствия. Как насчет чашечки кофе в чешской кондитерской напротив? Могу ли я вас угостить!

Сильвер посмотрел на меня грустными глазами:

— Дорогой мой друг! Сегодня у меня не лежит к этому сердце! Это все прекрасные дни золотого прошлого. Теперь они позади! Знаете, чем мне братец пригрозил? Если я и дальше буду упрямиться как козел, он снова станет адвокатом. А я только защищаю память моей матери! Если бы она знала! Она бы перевернулась в гробу.

— Это еще как сказать. Может, она полюбила бы сноху.

— Что? Моя мать, правоверная иудейка, и полюбила бы шиксу?

Я направился к двери.

— Пойдемте, господин Александр! Чашечка кофе и разговор по душам вам сейчас не повредят. Доставьте мне удовольствие.

В эту минуту вид у Сильвера внезапно стал особенно беспомощным и несчастным. Борьба за веру не прошла для него бесследно — это был уже не представитель богемы былых времен. Даже походка Сильвера утратила прежнюю упругость: когда мы пересекали улицу, его чуть не сшиб велосипедист, что было немалым позором для человека, который прежде шутя лавировал между спортивными автомобилями и омнибусами.

— Ромовая баба совсем свежая, — встретила нас официантка. — Очень рекомендую, господин Сильвер.

Безрадостным взглядом Александр обвел витрину с выпечкой.

— Шоколадное пирожное с кремом, — выбрал он наконец. Очевидно, темный цвет шоколада больше всего подходил к его мрачному настроению.

Официантка принесла кофе. Александр немедленно обжег губы, настолько он оказался горячий.

— У меня сегодня одни несчастья, — пробормотал он. — Я от горя сам не свой.

Я завел разговор о бренности всего земного, надеясь тем самым настроить его на философски-меланхолический лад и слегка развлечь. В качестве примера я выбрал Дюрана-второго. Но Александр меня почти не слушал. Вдруг его шея вытянулась как змея. Он уставился на свой магазин.

— Вот они! — прошептал он. — Оба! Арнольд со своей шиксой! Стоят перед витриной! Наглость какая! Видите ее? Видите эту косматую, белобрысую стерву в парике и с полной пастью зубов?

Я увидел Арнольда в костюме для визитов — пиджаке цвета маренго и полосатых брюках, а рядом с ним тоненькую и на вид вполне безобидную девицу.

— Высматривает, как бы чего урвать, — прорычал Александр. — Видите этот алчный взгляд?

— Нет, — сказал я. — И вы его не видите, господин Александр. У вас просто не на шутку разыгралась фантазия. Что вы намерены предпринять? Съешьте еще одно шоколадное пирожное, это самое простое.

— Исключено! Я должен быть там. Иначе эта шикса вломится в магазин и его ограбит! Пойдемте со мной! Помогите мне!

Александр Сильвер ринулся через улицу почти с энергией былых времен. Очевидно, его окрыляла ненависть. Он проделал очень красивое полусальто, чтобы увернуться от автофургона, развозящего детское белье, и потом скрылся за омнибусом.

Я встал и пошел расплатиться.

— Он уже не тот, что прежде, — вздохнула официантка. — Никак не может пережить, что господин Арнольд женился. Как будто хуже беды не бывает! Когда вон война кругом! — Она укоризненно покачала головой.

Я нарочно приближался к магазину не спеша. Хотел дать Александру Сильверу возможность справиться со своим возбуждением в кругу семьи. В конце концов, Александр считал себя галантным кавалером, значит, он и в шиксе должен был увидеть женщину, а женщина заслуживает уважения.

Арнольд меня представил. Я поздравил молодых довольно сдержанно, опасаясь приступа ярости со стороны Александра. Потом стал слушать. Арнольд хотел убрать из витрины объявление о распродаже. Без его согласия такое объявление вешать не следовало, мягко объяснял он.

— Зачем тебе все продавать, Александр?

— Хочу снова открыть адвокатскую контору, — саркастически буркнул Александр. — По бракоразводным процессам! — добавил он.

Шикса, которую звали Каролиной, расхохоталась.

— Как мило! — сказала она. — И как грустно.

— К этому разговору мы еще вернемся, — сказал Арнольд, явно выросший за это время в собственных глазах. — А сегодня Каролина хотела бы взглянуть на наш магазин.

Александр бросил в мою сторону взгляд, который говорил о многом.

— Ты ведь не против, Александр? — защебетала Каролина.

Я видел, как от такого фамильярного обращения Сильвер-первый дернулся, будто ужаленный осой.

— Я так и думала, — с улыбкой продолжала Каролина. — Такой галантный кавалер, как ты!

Она открыла дверь и вошла в магазин. Арнольд, ухмыляясь, последовал за ней. Александр в эту секунду напоминал прусского генерала времен Вильгельма II, которому неожиданно прикоснулись к гениталиям.

— Пойдемте, — шепнул он мне сдавленным голосом. — Пойдемте вместе с ними!

Каролина как будто и вовсе не замечала его холодного взгляда. Она ворковала и щебетала вокруг него, находила все восхитительным, называла Александра «дорогим деверем», продолжала обращаться к нему только на «ты» и под конец пожелала увидеть «эти захватывающие дух катакомбы». Все с той же сытой улыбкой Арнольд повел ее по приставной лестнице в подвал.

— Ну что вы на это скажете? — простонал Александр, когда молодые скрылись под землей. — Ведет себя как ни в чем не бывало! Что мне прикажете делать? — Он жалобно смотрел на меня.

— Ничего, — сказал я. — Что случилось, то случилось, и на вашем месте я принял бы это со свойственным вам шармом. В противном случае вы рискуете заработать инфаркт.

Александр чуть не задохнулся от возмущения:

— И это мне советуете вы? А я еще считал вас другом!

— Я приехал из страны, господин Александр, где еврея убивают, если он вздумает не то что жениться на шиксе, а хотя бы прикоснуться к ней. Так что в данном случае моя позиция не будет объективной.

— Так и я о том же! — воодушевился он. — Как раз поэтому мы и должны все держаться вместе! Бедная моя мама! Сама была правоверной и набожной и нас так воспитала. Этот вероотступник Арнольд свел бы ее в могилу! Какое счастье, что она умерла раньше, не дожив до такого позора. Но где уж вам понять мои страдания. Вы ведь и сами атеист.

— Только днем.

— Ах, бросьте вы эти ваши шутки! Мне-то что делать? Эта скалящая зубы баба с ее мерзким дружелюбием совершенно неуязвима!

— Женитесь сами.

— Что? На ком?

— На девушке, которая порадовала бы сердце вашей матери.