Эрих Мария Ремарк - Обетованная земля

Мария Фиола внезапно расхохоталась. Я уже часто замечал у нее такие резкие переходы от грусти к веселью. И каждый раз они восхищали меня — сам я не был на такое способен. В мгновение ока она превратилась в беззаботную, очаровательную девушку.

— Так и быть, я вам признаюсь, — сказала она. — Когда мне плохо, я всегда прихожу сюда, потому что здесь мне когда-то бывало гораздо хуже. Это немного утешает. А потом, для меня это место — как бы крошечный кусочек родины. Псевдородины, если хотите. Но другой у меня нет.

Уходя, Мойков оставил бутылку. Я налил нам с Марией по рюмке. Даже после сегедского гуляша, приготовленного кухаркой Розой, вкус водки показался мне настоящим откровением. Девушка опрокинула рюмку, откинув голову как пони — это движение я запомнил еще с нашей первой встречи.

— Счастье, несчастье, — сказала она. — Такие важные, громкие понятия прошлого века. Я даже не знаю, чем их теперь заменить! Может быть, одиночество и иллюзия неодиночества? Не знаю. Что еще?

Я не отвечал. О счастье и несчастье у нас с ней были разные представления: у нее, видимо, эстетическое, а у меня практическое. К тому же это был скорее вопрос личного опыта, а не способностей воображения. Воображение обманывает, меняет вещи местами, создает иллюзии. Кроме того, я не очень-то верил Марии — слишком она была переменчива.

Мойков вернулся.

— Графиня вновь переживает штурм Зимнего, — поведал он. — Я оставил ей бутылку водки.

— Мне пора, — сказала Мария Фиола. Она взглянула на шахматную доску. — Тем более положение у меня все равно безнадежное.

— Как и у всех нас, — возразил Мойков. — Но это еще не повод сдаваться. Напротив, это дает нам невиданную свободу.

Мария Фиола тихо засмеялась. К Мойкову она всегда относилась так, словно он был ее дальним родственником.

— Свободу? Не в моем возрасте, Владимир Иванович, — сказала она. — Я, может быть, женщина и отчаянная, но все еще верю и в Бога, и в черта. Проводите меня до дома? Не на такси. Пешком. Вы ведь тоже любите гулять по ночам?

— С удовольствием.

— Прощайте, Владимир Иванович! — Она осторожно поцеловала Мойкова в щетинистую щеку. Прощай, «Рауш»!

— Сейчас я живу на Пятьдесят седьмой улице, — сообщила она, когда мы вышли. — Между Первой и Второй авеню. Квартира временная, как и все у меня. Друзья уехали и пустили пожить. Вам это не слишком далеко?

— Нет. Ночью я часто брожу по улицам.

Она замерла перед обувным магазином. Он был ярко освещен. Внутри никого не было. Магазин был закрыт, но яркий свет все равно заливал неподвижные «натюрморты»: выложенные пирамидами туфли из кожи и шелка. Мария изучала их одну задругой, ее взгляд был напряжен, как у охотника, выслеживающего добычу, шея немного вытянута, губы слегка приоткрыты — казалось, она вот-вот что-то скажет. Но она ничего не сказала. Она лишь задышала чуть глубже, словно собираясь вздохнуть, подалась назад и с отрешенной улыбкой отправились дальше. Я молча шел за ней следом.

Мы прошли мимо целого ряда так же бесцельно освещенных витрин. Мария останавливалась только перед обувными магазинами, но уж зато перед каждым. Их она разглядывала внимательно и подолгу. Это было какое-то странное блуждание с одной стороны улицы на другую между сверкающими кавернами витрин бок о бок с молодой женщиной, которая, казалось, совершенно забыла обо мне и была целиком во власти своих таинственных законов, о которых я не имел никакого понятия.

Наконец она остановилась.

— Один обувной магазин вы пропустили, — сказал я. — Вон там, слева, на другой стороне. Он освещен не так ярко, как остальные!

Мария Фиола рассмеялась:

— Моя навязчивая идея! Вы очень скучали?

Я покачал головой:

— Великолепная прогулка. И очень романтичная.

— Неужели? Что же романтичного в обувных магазинах?

— Продуктовые лавки между ними. Не устаю ими восхищаться. На этой улице их очень много. А вы нашли то, что искали?

Она опять рассмеялась:

— Это нелегко. Мне кажется, я вообще ничего не хочу.

— Туфли нужны для того, чтобы в них убегать. Может, все дело в этом?

Она изумленно уставилась на меня:

— Да, может быть? А от чего убегать?

— Да от всего. Хоть от себя самого.

— Нет. И не так это просто. Попробуй сперва разберись, кто ты такой. Не разберешь, только всю жизнь проходишь вокруг да около.

Мы подходили к Пятьдесят седьмой улице. На Второй авеню гомосексуалисты выгуливали пуделей. Примерно полдюжины королевских пуделей рядком уселись над сточной канавой и справляли нужду. Они смотрелись словно аллея черных сфинксов. Их хозяева, гордые и взволнованные, стояли неподалеку.

— Вот здесь я пока и живу, — сказала Мария Фиола. Она в нерешительности остановилась в дверях. — Как хорошо, что вы не задаете всех тех вопросов, с которыми пристают остальные. Вы разве нелюбопытны?

— Нет, — ответил я, притягивая ее к себе. — Я принимаю все как оно есть.

Она не сопротивлялась.

— Значит, пусть все так и будет? — спросила она. — Будем принимать все как есть? Все, что приносит случай? И не больше?

— Не больше, — ответил я и поцеловал ее. — «Больше» значит боль и обман. Кому это нужно?

Ее глаза были широко распахнуты. В них отражался свет уличных фонарей.

— Хорошо, — согласилась она. — Если только это возможно! Хорошо, — повторила она. — D’accordo! [28] D’accordo! — Согласна! ( итал .).

Я сидел в приемной адвоката Левина. Было раннее утро, но приемная была уже почти до отказа заполнена посетителями. Между кактусами и прочими домашними растениями, напрочь лишенными цветов, — вроде той растительности, которой в мясных лавках частенько украшают поросячьи туши, — на неудобных стульях сидело, наверное, человек пятнадцать. Тут же был и небольшой диванчик, который целиком оккупировала жирная дама в шляпке с вуалью и с золотой цепью на шее; она гордо восседала на нем, словно громадная жаба, а возле нее пристроился мальтийский шпиц. Сесть рядом с ними больше никто не осмелился. Было сразу видно, что эта дама не эмигрантка — в отличие от большинства присутствующих. Их было нетрудно распознать по тому забитому виду, с которым они жались поближе к углам.

Я решил послушаться Хирша и выплатить Левину сто долларов в счет старого долга, чтобы сразу узнать, чем еще он мне сможет помочь.

Неожиданно я обнаружил в углу за дверью доктора Брандта. Он тоже кивнул мне, и я уселся рядом с ним.

С другой стороны от него стоял небольшой аквариум, в котором плавали маленькие яркие неоновые рыбки.

— А вы-то что здесь делаете? — удивился я. — Разве виза у вас не в порядке? Я думал, вы работаете в больнице.

— Только пока что не гинекологом, — уточнил он. — Сменным врачом-ассистентом. И то в порядке исключения. Экзамены, конечно, все равно придется сдавать.