Маргарита Павлова - Неизданный Федор Сологуб

Четыре формы бытия в хотении: 1, хочу и могу — счастие; 2, хочу и не могу — несчастие; 3, не хочу, но могу — томление; 4, не хочу и не могу — спокойствие. Смерть относится к четвертой категории, жизнь — ко всем четырем.

Испытание боли дает жизни полноту и значительность; только ничтожные люди не выносят боли.

Если бы можно было по произволу забывать известные отделы понятий, особенно отвлеченных, не изглаживая уже произведенного ими действия, то восприятия тонко-чувствующего человека были бы удивительными источниками великих Откровений.

Сказано, — будьте как дети. Но неужели нельзя сделаться не только подобным ребенку, но и на самом деле отроком? Или увядание кожи беспощадно?

Великое средство самовозрождения — жизнь среди людей, которых не знал до того, и с которыми после никогда не сойдешься.

Всякое деяние вознаграждено вперед, и всякий труд вперед оплачен. Потому только и действуем, что в нас есть свободная энергия, ищущая исхода.

В этом объяснение богатства и гнусность его: ибо работодатели сперва берут работу — даром, — а потом платят, что и дает силу для следующих работ. Первая доля их чистый барыш, а последняя заработная плата есть возврат части: переборов и процентов; выходит, что капиталист вечно в долгу перед работником.

Можно ли не завидовать? Ведь никто из счастливых не заслуживает счастия.

Не раздражайся, говоря с людьми. Воистину, быть с людьми есть подвиг и труд, — итак, на разговор с ними смотри как на долг, который следует выполнять как можно лучше.

Истинно, что трудно быть с людьми: умные из них срывают с тебя маску, а глупые осмеивают ее. А без маски показаться людям, — все будут презирать как простого и глупого.

Для толпы вещи ценнее людей: уважают того, кто имеет или делает вещи; презирают того, кто не имеет вещей; ненавидят отнимающего или ворующего вещи; убийц охотнее прощают, чем воров; конокрадов убивают.

Кто сказал: «Сотворим человека по нашему подобию»? Бог Сатане, или Сатана Богу?

Сатана — четвертое лицо Божества, или второе?

Черная месса служится на голом и живом теле, святая месса — на одетом престоле, — но что есть храм Бога живого? И какая же месса угоднее Несказанному? И не обнаженное ли тело Его принесено в первую литургийную жертву?

Воистину, Он близок Сатане, и недаром беседовал с ним в пустыне.

Бог творит закон, Сатана — случаи.

Я не знаю, — и кто это знает? — Сатана ли искушал Христа в пустыне, или Христос Сатану.

Людей на земле слишком много; давно пора истребить лишнюю сволочь.

Мир непрерывен; все разделенное — разделено произвольно.

Действия нашего сознания есть только действия упрощения того неопределенного вещества, которое предстоит сознанию.

Одной жизни для одного человека, конечно, мало; нужна хотя бы опостенная другая. Святая ложь, блаженный обман, — как же могли бы мы обойтись без ваших благодеяний!

Сладостнейшее из вожделений — вожделение смерти. Это не есть бегство от жизни через самоубийство, признак большой слабости. Вожделение смерти — сопутно силе, и является в высшем напряжении жизни. Оно движет поступками возвышенными и опасными.

Своя смерть благоуханна, — чужая зловонна. Своя — невеста, чужая — Яга.

Блаженны нарушающие закон.

Слова возрастают в своем значении. Грядет Слово — царить, судя.

Нагое тело свято; одетое — грязно. Ибо одежда — покров для грязи.

Знаешь ли ты, что Творение — выше Творца?

Евхаристия односторонне служится. Вкушается кровь и Плоть, но не ломается и не проливается. Истинная литургия — бичеванием пролитая кровь, приобщение к страданию. Истинное же отпущение грехов — едино, — это Смерть.

Надо страдать, — для души, для детей, для счастья, для здоровья. Предки были мудры, когда секли детей. Ибо надо страдать.

Быть вдвоем — быть рабом.

Многолюдство, конечно, отвратительно; но оно имеет ту хорошую сторону, что освобождает от рабства быть вдвоем.

Неистощимая тема — о себе.

Великие мировые бедствия утомляют маленьких людишек.

Сделать самое гнусное — и спастись, — вот одно из величайших наслаждений.

Обряды спасают от тоски.

Претворение ценностей в идеи — вечная земная Евхаристия.

Пища, вырастающая из земли, питала любовь нашу к земле. Но вот мы делаем пищу в лабораториях, — какое удобство, и какое равнодушие!

Все, что не взросло, то и мертво.

Кто хочет свободы, тот не идет к друзьям.

Быть, не быть — все равно; ценно — хотеть.

Мир Бытия упраздняется миром Воли.

Самоубийство и любовь — мосты от Бытия к Воле. Не единственные.

Царствуют мертвые.

Тишина — рабыня. Молчание — царица. Людишки соблюдают тишину. Скованный царь молчит.

Интимное стало всемирным.

1. Может ли быть нравственность вне понятий добра и зла? и научное стремление вне понятий истины и лжи? и искусство без грани между прекрасным и безобразным?

2. Удобно и просто ко всему прикладывать от века установленные мерки. — И так всем понятно, когда говорят, что вот это хорошо, честно, похвально, великодушно, а это худо, подло, недостойно, низко.

3. И каждый думает, что в таких суждениях есть незыблемая основа.

4. Но кто хочет знать, тот не довольствуется общими мерами. Он думает: есть нечто свое в каждом предмете.

5. Что же свое? Соответствие ли своему назначению? Хорошо, если кубок удобен для пьющего. Но не много надо, чтобы кубок соответствовал своему назначению.

6. И тем не менее, хозяин хочет пить вот именно из этого сосуда. — Есть некоторая малая черта в каждой вещи, последняя черта, которая и отличает.

7. Она не всегда полезна для предмета. — Но всегда выражает его характер. — Бледны для нас вещи, на которых нет этой черты.

8. Воистину, отвратительно фабричное производство. — Не полезное мы любим в предметах. — Польза возьмет свой венец превосходства.