Маргарита Павлова - Неизданный Федор Сологуб

1. Цена жизни и самоубийство (из меня).

2. Дульцинея Некрасова (из Некрасова. Он стоит на полке рядом с печкой).

3. О женщине, развитие того, что я говорил в Москве сотруднику «Моск<���овской> газеты», из меня и других. Эта тема в провинции интересует; в Тамбове, напр<���имер>, за обедом был разговор об этом в связи с бывшею там недавно лекциею Абрамовича против женщин [541]и арцыбаш<���евской> «Ревностью» [542]. — Пиши теперь в Нижний Новгород, Владимиру Михайловичу Владиславлеву, Мартыновская, 15. — Целую крепко. Веселись в Петербурге. Сходи на Мейерхольдовского Пинеро, — кажется, занятно [543].

5 февраля <1914 г.> Пенза.

Вчера два раза в Саратове заходил на почту, ничего не нашел. Был в Радищевском музее [544]. Картины очень неинтересны; только и есть, что четыре небольшие Борисова-Мусатова. Много копий, и весьма посредственных. Лучше там фарфоровые вещицы Императ<���орского> фарфорового завода; старые вещи, — кошельки, бумажники, шитые бисером; китайские кое-какие вещи; стол письменный и кресло Тургенева. — Потом зашел к Храпковскому, как раз в то время, когда он тоже ходил ко мне; но на подъезде его встретил, и посидели у него немного. Коммерческое собрание устраивает четверги, приглашает для этого лекторов из Москвы и Петербурга, иногда местных. Я читал не в четверг, а в понедельник, в виде исключения [545]. Передо мною в четверг был вечер о футуризме [546]. Четыре местных молодых шалопая выпустили глупый альманах под футуристов, назвали себя психо-футуристами. Публика и газеты местные приняли это всерьез; в газетах было много статей, публика альманах жадно раскупала. На вечере в Коммерческом клубе эти господа открыли, что они пошутили, чтобы доказать, что футуризм — нелепость [547]. Теперь саратовцы очень сердятся на то, что их одурачили. — Вечером, перед самым отъездом на вокзал, получил Твою телеграммку. — Ехал отлично. Поезд беспересадочный, и хотя без плацкарты, но я поместился в маленьком отделении, ехал один, и спал отлично. Сейчас только приехал в Пензу, и прежде всякого другого дела пишу тебе. — Пиши в Нижний Новгород, Мартыновская, 15, Владимиру Михайловичу Владиславлеву, для меня. — Телеграфируй чаще.

Целую крепко.

6 февраля < 1914 г. > Пенза.

Вчера получил Твое письмо. Антикваров в Пензе не слышно, как и в Саратове их не было. — Вчера днем был в театре на репетиции. У них были уже две репетиции до меня. Что можно было, поправил, но в общем не так плохо, как можно было ждать для провинции [548]. Лилит играет Эльяшевич, которая в прошлом году была в Троицком театре миниатюр. Она из Смольного института, кончила двумя годами позже Тхоржевской [549]. Катя — Россова, тоже молодая актриса. Сухов плох, хамоват, Михаил напоминает александринского Михаила, только пошершавее. — Лекцию читал в том же театре. Помещается человек до 700. Передние ряды пустовали, но все же было довольно много публики [550]. — Пенза — город сероватый. Ничего интересного в нем нет. — Купи последние номера «Огонька» и «Солнца России». В «Огоньке» есть мои стишки «Жизни, которой не надо» [551], а в «Солнце России» — рассказ и портрет [552]. — Если будешь писать скоро, то еще можно успеть в Нижний Новгород, но вернее теперь посылать телеграммы. — Позвони Разумнику, скажи, что я нигде не получал корректур [553]. — Телеграмму Твою вчера вечером получил, спасибо. Телеграфируй почаще. — Если будет время, пошли кого-нибудь подписаться на «Ниву» с доставкой. — Пока больше ничего интересного нет. Крепко целую. Будь здорова, веселись.

7 февраля <1914 г. Сызрань>

Вчера днем был на репетиции [554]. Старались, сколько умели. Женщины, как часто в театре, лучше мужчин. Катя совсем недурна, — Россова, дочь актера Россова [555]. Костюмы, декорации, обстановка — все это, конечно, весьма убогое. Здание театра небольшое, принадлежит клубу торгово-промышленных служащих. В городе строится новый театр, большой, и существует большой летний театр с хорошею труппою: там играют Рутковская, Шахалов [556]и др. Заботится об этом летнем театре кружок любителей драматического театра. Эти любители угощали меня после репетиции обедом в местном самом шикарном ресторане Гранд Отель, или Татары. Эти любители: адвокат, член суда, гласный думы, еще какой-то субъект; был и Константинов [557]. Шикарность ресторана выражалась в том, что играл венский дамский оркестр. Члены кружка хвастались, что Пенза — очень театральный город, и что здесь начинал Мейерхольд [558]. После обеда зашел к единственному местному старьевщику. Ничего интересного у него не оказалось. Было только полдюжины тарелок, по-видимому, поддельный сакс; конечно, я их не купил. Взял только дешевенькое колечко, серебряное, камень розовый, днем зеленый, и пару китайских туфель. Вечером был на спектакле; был за кулисами. Из мужчин оказались недурны Нагаев (Чернецов) и Савельев (мужик). Россова и Эльяшевич отказались от мысли о трико, и были босые в 1<-м> действии, а Лилит — и в 3<-м> и в 5<-м>. Для танца игралась лунная соната, первая часть, а танец мы скомпоновали при помощи Инсаровой, которая танцует; вышло довольно прилично. Публика слушала чрезвычайно внимательно, после каждого акта — вызовы актеров и автора. Мне поднесли корзину цветов и лавровый веночек, причем один из членов театрального кружка произнес краткую речь, а потом оркестр заиграл туш. Было очень забавно. — Потом в гостиницу и на вокзал. Пишу в вагоне, в Сызрани, скоро буду в Самаре. Получил же я в Пензе от театра 50 р. (25 % валового сбора, расценка здесь вообще низкая), и от лекции в мою пользу осталось 151 р. 97 к. — Целую крепко.

Цветы оставил актрисам, а веночек запихал в чемодан.

8 февр<���аля 1914 г.> Самара.

Вчера днем ничего особенного не случилось. Была у меня здешняя устроительница, член комитета Народных Университетов, Нина Андреевна Хардина, содержательница частной женской гимназии, типичная учительница. Лекция была в Пушкинском Доме. Цены удвоенные: от 10 к. до 2 р. Зал набит битком, даже на сцене не меньше сотни сидящих и стоящих [559]. Публика самая разнообразная. Лекция для многих трудна, но аплодировали усердно; в конце я читал стихи [560]. Слушали, как всегда, чрезвычайно внимательно. На лестнице при выходе опять аплодисменты. Члены комитета Нар<���одных> Ун<���иверситетов> говорят, что никогда еще у них не было такого скопления публики; даже Фриче [561](он в эти города часто ездит) не делал им сборов. — После лекции посидел часа 1 ½ у Хардиной. Были учителя, учительницы, врачи все больше из членов Нар<���одных> Ун<���иверситетов>. Публика очень ограниченная, типичные либеральные провинц<���иальные> педагоги, погруженные в свои местные интересы, т<���ак> ч<���то> было довольно-таки скучно. — Через полчаса еду дальше, в Казань [562]. Писем теперь писать не стоит, — телеграфируй. — Объявление о Дневнике Писателей [563]дать недурно. В вагоне я подумаю и пришлю Тебе мой проект объявления. — Для Шиповника рассказ дам [564]. Поговори о гонораре. Хотелось бы взять с них 600 р. за лист. Впрочем, об этом я Тебе телеграфирую. Ну вот пока все. Будь здорова и весела. Скоро буду дома [565]. Целую.