Юрген Торвальд - Сто лет криминалистики

На этот раз Педелье сам следил за эксгумацией трупов. Почтенный, седовласый семидесятилетний кавалер ордена Почетного легиона расположился в центральной часовне кладбища в Лудёне. Каждая частичка, предназначенная для исследования, доставлялась Педелье и им регистрировалась. Он старался не допустить ни малейшей ошибки. К его сожалению (и к радости Готра), захоронение трупов после первой эксгумации было выполнено небрежно. Никто не думал о возможности повторной эксгумации. Бедра нескольких трупов были сложены в один гроб. Невозможно было определить, кому принадлежат отдельные кости. То же самое произошло и с останками органов. Они так тесно соприкасались с землей, что в некоторых случаях были неотделимы от нее. Педелье слишком хорошо знал, что тут Готра тотчас прибегнет к аргументу, что обнаруженный мышьяк происходит из земли. Он взял большое количество проб почвы из разных мест кладбища Лудёна, чтобы еще раз проверить растворимость мышьяка.

Педелье привык к зачастую отвратительному миру судебной медицины, и он любил этот мир. Но ему никогда раньше не приходилось сталкиваться с таким делом, по которому проходило бы так много трупов, пролежавших десятки лет в земле, от которых остались лишь жалкие останки. И только некоторые трупы можно было исследовать на мышьяк. У остальных же анализу можно было подвергнуть только волосы, то есть ту кладовую мышьяка, которая, согласно положениям токсикологии, является важнейшим источником определения вида, степени и длительности отравления мышьяком.

Останки органов и часть проб почвы были доставлены в лабораторию профессора Кон-Абреста. Кожа головы, волосы и другая часть проб почвы — в лабораторию Генри Гриффона в Париж. Готра с надеждой следил за состоянием материала и ходом исследований. Однако уже вскоре после начала исследований он узнал, что результаты, несмотря на все трудности, свидетельствуют не в пользу Марии Беснар. Кон-Абрест, работая с аппаратом Марша и более современным способом спектрального анализа, получил в конечном результате 20 миллиграммов на килограмм, что, учитывая малое количество исследуемой субстанции, подтверждало результат Беру. Еще более убедительными были результаты, полученные в лаборатории Гриффона. Гриффон установил в волосах Леона Беснара мышьяк, в сорок четыре раза превышающий норму.

Это поколебало уверенность Готра. Как кошмар его преследовала мысль, что Кон-Абрест, Фабр и Гриффон обнаружат в «мертвецах Марии Беснар» большие количества мышьяка и на возобновленном процессе всем весом своего авторитета лишат его возможности повторить столь успешно примененную к Беру тактику. Он узнал, что Гриффон при определении мышьяка в волосах применяет метод атомных исследований, но еще не догадывался, что именно это обстоятельство поможет ему еще раз повторить свой спектакль. Он не терял надежды найти слабые места и решил на этот раз признать наличие мышьяка, выработав другую тактику защиты. Он приготовился утверждать, что мышьяк попал в трупы из земли кладбища, а не из рук отравительницы.

Правда, Готра узнал, что эксперты на этот раз так тщательно работали, что выбивали из его рук любое возможное оружие. Гриффон исследовал огромное количество проб почвы кладбища и установил, что в этой земле, бесспорно, имеется мышьяк, но нерастворимый или минимально растворимый. Рене Трухаут, профессор фармакологии и токсикологии в Париже, ученик и сотрудник Фабра, закопал пучок волос с нормальным содержанием мышьяка на кладбище в Лудёне, там, где были похоронены «мертвецы Марии Беснар», и оставил его под присмотром полиции на один год. Через год проверка показала, что в контрольном пучке волос количество мышьяка практически не изменилось.

Принимая во внимание эти исследования, защита едва ли могла рассчитывать на успех, опираясь на утверждение, что мышьяк попал в трупы из почвы кладбища в Лудёне. Однако адвокат Готра не сдавался. Он принялся за изучение специальной литературы о токсикологическом значении мышьяка в почвах и к концу 1953 года нашел кое-что для себя интересное. Готра ознакомился с работами нескольких ученых, область деятельности которых лишь соприкасалась с токсикологией. Один из них — Генри Оливье — пятидесятисемилетний врач, руководитель лабораторий медицинского факультета Парижского университета и преподаватель биологии. Другой, Лепэнтр, руководитель лаборатории, контролирующей питьевую воду столицы Франции.

Изучая содержимое мышьяка в воде, они оба пришли к выводу, что в почве происходят пока еще неизвестные процессы, благодаря которым мышьяк земли растворяется в больших количествах, чем считают токсикологи. Это зависит, очевидно, не от чисто химических процессов, которые имеют в виду токсикологи, исследуя растворимость мышьяка. Это процессы биологического характера, и зависят они непосредственно от деятельности почвенных микроорганизмов. Готра узнал, что существуют различные почвенные микроорганизмы, которые по обмену веществ можно разделить на две большие группы: на те, которым для жизнедеятельности, как и человеку, необходим кислород (аэробные), и те, которые могут существовать без кислорода (анаэробные), они получают необходимую для жизнедеятельности энергию из процессов брожения, для которых решающую роль играет водород.

Оливье и Лепэнтр провели поучительные эксперименты. Когда они помещали анаэробные микробы в содержащую мышьяк почву, которая при обычных токсикологических контрольных анализах не показывала наличие растворимого мышьяка, мышьяк растворялся большими количествами и уносился водой. Если же в почву помещали аэробные микробы, то мышьяк оставался нерастворимым. Повсюду, где в почве происходило гниение и брожение, вызванные деятельностью анаэробных микробов, имелись предпосылки для растворения большого количества мышьяка. Но где еще и быть гниению и брожению, как не в почве кладбищ?

Готра обрадовался еще больше, когда прочитал далее, что между анаэробными микробами и человеческими волосами имеется особая связь, потому что анаэробные бактерии на кладбищах иногда необходимый для их жизни водород получают из волос трупов, содержащих серные соединения. Там, где происходят эти сложные процессы, мышьяк в качестве обмена проникает непосредственно в волосы так, как и из тела отравленного, через корни волос, и не поддается удалению при мытье. Все идеи, за которые ратовали Оливье и Лепэнтр, принадлежали не токсикологам. Исследователи также не утверждали, что разработали затронутые проблемы. Но одно было очевидным: в результате деятельности почвенных микроорганизмов увеличивалась растворимость мышьяка и создавались условия для его проникновения в волосы трупов. Установить же наличие или отсутствие этих процессов было невозможно. Они могли иметь место в одной могиле и отсутствовать в соседней.