Юрген Торвальд - Сто лет криминалистики

После выступлений Оливье, Лепэнтра и Кайлинга в зале суда появился Трюффер. В напряженном молчании весь зал следил за его спокойным, деловым и сдержанным сообщением.

Если подвести итог сказанному, то можно сделать следующий вывод: да, на основании опытов Трюффера можно утверждать, что почвенные микроорганизмы, особенно находящиеся в почве кладбища, безусловно, оказывают влияние на растворимость мышьяка и проникновение его в трупы и в волосы трупов. Из-за воздействия микробов мышьяк мог так глубоко проникнуть в волосы, что его невозможно удалить в процессе промывания, на которое полагаются обычно токсикологи. Более того, некоторые его эксперименты показали, что мышьяк под воздействием микробов проникал из почвы и сосредоточивался в отдельных частях волос трупа, как будто это мышьяк, проникший в волосы из тела. Тем самым утверждение о том, что мышьяк, проникший извне, пропитывал весь волос и отличим от мышьяка из тела, теряло свое значение. И, наконец, в результате проникновения микробов в труп количество мышьяка в нем и в его волосах может во много раз превышать количество мышьяка в окружающей почве. Из-за этого возникали сомнения в правильности существовавшего до сих пор положения, исключавшего возможность проникновения мышьяка в труп из окружающей среды, если в трупе мышьяка было больше, чем в почве.

В заключение своего выступления Трюффер сказал, что его опыты еще не закончены. Это лишь начало исследования новой области науки, позволяющей уже сейчас констатировать, что существовавшие до сих пор теории о растворимости и нерастворимости мышьяка в почве нельзя считать незыблемыми. А, следовательно, уже сейчас нельзя отрицать возможность проникновения мышьяка в трупы из почвы кладбища Лудёна. Он подчеркнул, что говорит о возможности, которая, как бы мала она ни была, должна учитываться.

После выступления Трюффера прокурор с надеждой посмотрел на Кон-Абреста и Фабра. Его взгляд выражал требование высказаться и разоблачить теорию Трюффера как несостоятельную, подрывающую фундамент обвинения. Но Фабр и Кон-Абрест были опытными токсикологами и понимали, что исключить возможность ошибки нельзя. Они сомневались, были скептически настроены, но, когда суд попросил их высказать свое мнение, оба заявили, что не могут просто так отрицать «тщательность и точность экспериментов и исследований Трюффера». Кон-Абрест предложил подвергнуть вновь возникшую проблему, которая, по всей очевидности, имеет большое значение для токсикологии, тщательному научному исследованию.

31 марта 1954 года процесс над Марией Беснар зашел в тот же тупик, что и в первый раз: сомнения и неуверенность. Учитывая сложившуюся обстановку, адвокат, не теряя ни минуты, обратился к судьям и присяжным. Он ничего не имеет против предложения профессора Кон-Абреста тщательно исследовать возникшую проблему. Но сколько времени это продлится? Опять два года или даже больше? По уже имеющимся данным, такую возможность нельзя исключить. Он апеллирует к совести французской юстиции. Ни один судья, ни один присяжный не может взять на себя ответственность заставить Марию Беснар еще два года провести в тюрьме в ожидании, когда наука придет к единому мнению. Он требует освободить Марию Беснар из тюрьмы, пока не будет доказана ее вина.

Суд совещался больше часа и решил, что новая группа экспертов должна проверить возражения Трюффера и других свидетелей защиты. Мария Беснар была освобождена под залог в 1 200 000 франков до третьего процесса, к которому будет готово новое заключение экспертов.

Это было самое сенсационное решение, которое когда-либо принимал французский суд. 12 апреля Мария Беснар покинула Бордо. Она вернулась в Лудён, в свой старый, за это время разграбленный дом. Лишь немногие здоровались с ней, но она упорно боролась за свои права. Мария Беснар производила разное впечатление на журналистов и любопытных, периодически посещавших Лудён. Но большинству из них она казалась человеком, уверенным в том, что после стольких лет, стольких сомнений ни один суд не отважится осудить ее, даже если будет сомневаться в ее невиновности. В ней видели убийцу, который своей свободой был обязан ошибкам прокуроров, заблуждениям и человеческим слабостям экспертов и бессовестному использованию этих ошибок и слабостей ее защитником.

Тем временем новый прокурор Гийемэн занялся делом Марии Беснар, стремясь уличить ее и опровергнуть новые биологические тезисы, с помощью которых Готра сорвал второй процесс. Первой его целью было поправить то, что испортил Гриффон. Он считал большим успехом, что ему удалось привлечь знаменитого французского физика Фредерика Жолио-Кюри к проверке работы Гриффона.

Фредерик Жолио-Кюри, лауреат Нобелевской премии, родился в 1900 году. В 1948 году он создал первый атомный реактор во Франции, основал центр ядерных исследований, разработал метод искусственной радиоактивности, которым пользовался Гриффон при определении мышьяка. Жолио-Кюри медлил, ему не хотелось принимать участие в скандальном, сомнительном процессе над Марией Беснар. Но, в конце концов, он все же приступил к работе, чтобы разобраться с процессом определения мышьяка методом радиоактивного анализа и устранить причины возможных ошибок. Он работал несколько лет и подтвердил, что Гриффон допустил неточности в работе, но, несмотря на это, его утверждения о наличии смертельных доз мышьяка правильны.

После смерти Жолио-Кюри в 1958 году работу продолжил его ученик Пьер Савель. Он усовершенствовал метод и доказал, что волосы трупов из Лудёна, несомненно, содержат смертельные дозы яда. Жолио-Кюри и Савель не оставили Готра ни одного шанса на успех.

Однако прокурор Гийемэн знал, что одного доказательства наличия яда еще недостаточно для решения вопроса. Если не удастся опровергнуть тезис Готра, что мышьяк проник в трупы из почвы, то дело проиграно. После стольких лет, стольких ошибок ни один присяжный не произнесет «виновен», если у него будет хоть малейшее сомнение.

Временами кажется непостижимым, что более семи лет, с 1954 по 1961 год, шла борьба за решение проблемы содержания мышьяка в почве кладбища Лудёна, его растворимости и роли почвенных микроорганизмов в этом процессе. Суд поручил проведение исследований и экспериментов ученым с мировым именем: профессору Рене Трюо, токсикологу Парижского университета, профессору Альберту Демолону и семидесятилетнему профессору Мирису Лемуаню из Института Пастера в Париже. Демолон и Лемуань были микробиологами и специалистами в области исследования почв. Лемуань руководил в Институте Пастера отделом по исследованию ферментов. Кладбище Лудёна не оставляли в покое. Не только Трюо и Лемуань появлялись там систематически для проведения экспериментов. Не теряли времени и искали подтверждения своего тезиса также эксперты Готра, начиная от Трюффера и кончая Оливье. Эксгумировали и подвергали исследованиям трупы, которые не имели отношения к делу Беснар и умерли не от отравления мышьяком. Большая модель кладбища, точная копия кладбища Лудёна, служила средством изучения течений подземных вод.