Мартин Гарднер - Когда ты была рыбкой, головастиком - я...

Агамемнон посылает за дочерью — под предлогом, что хочет выдать ее замуж за Ахиллеса. Узнав страшную правду, она, подобно дочери Иеффая, соглашается стать жертвой из глубокой любви к своему отцу, к своим богам и своей стране. Но за мгновение до того, как опустился роковой нож, Артемида сжалилась над девушкой и унесла ее прочь, оставив взамен ее на алтаре дикую козу. Эта легенда отражена в двух дошедших до нас трагедиях Еврипида, а также в двух операх Глюка и пьесах Гете, Расина и других авторов.

Вторая легенда повествует об Идоменее, царе Критском. Он дает обет Посейдону, что если благополучно вернется домой из Трои, то принесет в жертву первое живое существо, какое встретит по возвращении. Этим существом оказывается его сын. Идоменей совершает убийство, однако боги карают Крит ужасной моровой язвой, и его соотечественники изгоняют его.

Оба мифа кажутся мне все-таки не такими кощунственными, как легенда о дочери Иеффая. Артемида оказалась милосерднее Иеговы, а критяне — милосерднее народа израильского. Следует отметить, что в традиционном иудаизме Иеффай подвергается суровому осуждению, и в иудейских преданиях говорится, что он был наказан ужасной смертью. В пятой песни Дантова «Рая» Беатриче уподобляет преступление Иеффая деянию Агамемнона и порицает их обоих. Подобные же мнения высказываются в многочисленных трагедиях, основой для которых стала история Иеффая, а также в опере Генделя. На полотне Джона Милле, викторианского живописца, Иеффай изображен погруженным в глубокие раздумья, а простодушная дочь его утешает. Мне кажется, эта картина столь же нелепа, как стихотворение Байрона «Дочь Иеффая», в финале которого девушка говорит: «Вспоминай иногда, мой отец, / Что с улыбкой мной встречен конец!»*

Остается лишь поражаться умонастроениям тех христианских комментаторов, которые превозносили «веру» Иеффая, как будто его безумное доверие Иегове отчего-то больше заслуживает восхищения, чем доверие Агамемнона и Идоменея своим богам. Некоторые толкователи даже считают Иеффая и его дочь, как и Авраама с Исааком, своего рода провозвестниками Искупления Христова, особо подчеркивая, что в Молитве Иисусовой есть слова: «Не Моя воля, но Твоя да будет».

Фрэнсис Герберт БРЭДЛИ (1846–1924) — британский философ-идеалист.

Джозеф Батлер [Джозеф Батлер (1692–1752) — английский философ-моралист, теолог. Служил пресвитерианским епископом.] в своих «Основаниях религии» пишет:

На самом же деле никакое, пусть даже самое недвусмысленное, доказательство будущей жизни не может явиться доказательством религиозным. Ибо то, что нам предстоит жить и после смерти, столь же согласуется с построениями атеизма и столь же удовлетворительно может быть ими истолковано, как и то, что мы живы сейчас; а следовательно, нельзя представить себе ничего нелепее, чем попытки вывести из этих построений невозможность будущего существования.

ФРИДРИХ ШЛЕЙЕРМАХЕР (1768–1834) — немецкий теолог, философ, проповедник.

ПЬЕР БЕЙЛЬ (1643–1706) — французский мыслитель, историософ, критик религиозных догм.

Знаменитое высказывание Канта о том, что его больше всего наполняют восторгом и трепетом звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас, пришло мне в голову, когда я наткнулся во втором томе автобиографии Бертрана Рассела на абзац, который сам Кант наверняка счел бы загадочным. Оканчивая «Теорию и практику большевизма» (1920), Рассел пытается решить, стоит ли ему публиковать эту книгу:

Высказаться в пользу большевизма означало бы, конечно, сыграть на руку реакции, и большинство моих друзей считали, что о России следует говорить лишь положительно. Однако в войну я остался глух к подобной же аргументации патриотов, поэтому теперь я счел, что в долгосрочной перспективе не будет никакой пользы, если кто бы то ни было станет держать язык за зубами. Всё еще больше запуталось из-за моих личных отношений с Дорой. Однажды летней ночью, после того как она отправилась спать, я вышел на наш балкон и уселся там, созерцая звезды. Я пытался обдумать вопрос, уйдя от жара политических страстей, и представил, будто веду беседу с Кассиопеей. И мне показалось, что взаимная гармония, царящая между мною и звездами, лишь окрепнет, если я опубликую свои мысли о большевизме. Так что я продолжил работу — и как-то вечером, накануне нашего отъезда в Марсель, завершил книгу.

Мигель де Унамуно. О трагическом чувстве жизни. Глава 8 (М., Символ, 1997).

По-видимому, основные положения аргументации, приведенной в Паскалевом пари, впервые открыто выразил Арнобий — христианский теолог, живший в Африке приблизительно в начале IV в. н. э.:

Однако верно и то, что сам Христос не доказывает своих обещаний. Ибо, как я уже сказал, не может быть абсолютного доказательства будущих событий. Но, если будущие события таковы, что их невозможно охватить никакими усилиями наших предвосхищений и ожиданий, не разумнее ли, выбирая между двумя путями, оба из которых зыбки и зависят от сомнительных предположений, отдать предпочтение тому, что питает нас хотя бы некоторой надеждой, нежели тому, который таковой надежды не дает вовсе? Ибо в первом случае не произойдет никакой беды, если наша надежда, как сказано, обернется пустотою; во втором же случае опасность весьма велика: мы лишимся спасения, о чем суждено нам будет узнать, лишь когда настанут времена, которые откроют, что все эти обещания отнюдь не были ложными.

Цит. по «Копилке парадоксов» Августа де Моргана [Август де Морган (1806–1871) — шотландский математик и логик.], где в подстрочном примечании дается перевод латинского пассажа, цитируемого де Морганом, в свою очередь, по Пьеру Бейлю, французскому протестанту XVII века, радикальному фидеисту. «Похоже, Арнобий извлекает из этой идеи не меньше, чем он извлек бы четырнадцать столетий спустя, когда к его услугам была бы арифметика вероятностей», — замечает де Морган.

Перевод С. Маркиша.

ФИЦДЖЕЙМС СТИВЕН (1829–1894) — английский юрист, философ консервативного толка.

«Будь тверд и мужествен» (Иис. Нав. 1: 9).

ДЖЕЙМС КЭБЕЛЛ (1879–1958) — американский фантаст и беллетрист

Замечания графа Мануэля, по сути, перефразируют следующий пассаж из трактата Цицерона «О старости»:

Если я здесь заблуждаюсь, веря в бессмертие человеческой души, то заблуждаюсь я охотно и не хочу, чтобы меня лишали этого заблуждения, услаждающего меня, покуда я жив. Пока же меня утешает мысль, что если я, будучи мертв, ничего чувствовать не буду, как думают некие неважные философы, то незачем мне страшиться, что эти мудрецы станут насмехаться над этим моим заблуждением, ибо ни меня, ни их не будет больше [Использован и дополнен перевод В. Горенштейна].