Владимир Кирсанов - Научная революция XVII века

Тем не менее государственный надзор за умами при всей жестокости не был вездесущим: он касался главным образом печатных изданий. Государственная полиция, к счастью, не была тогда столь многочисленна и столь изощрена, чтобы предотвратить контрабандную перепечатку и распространение запрещенных книг. Чтение рукописей и частные разговоры не преследовались, если внешне люди сохраняли видимость подчинения тем правилам, которые были установлены в государстве и обществе. Частный дом и частные собрания для французских интеллектуалов начала века стали тем центром, вокруг которого сосредоточивалась их деятельность. Такие кружки были прямыми наследниками собраний гуманистов XVI столетия, но теперь их интересы переместились от классической филологии к науке. «Достаточно взглянуть на переписку всех этих людей, чтобы увидеть, что республика писателей превратилась в республику ученых, члены которой гордились своими познаниями в математике, астрономии и музыке, а не познаниями в классической филологии и которые интересовались в первую очередь историей собственной страны, а не теологическими спорами» [1, с. 186].

Отличительной чертой французской общественной жизни начала XVII столетия была организация или, скорее, расцвет таких научных кружков. Они росли как грибы после дождя не только в самом Париже, но и в провинции: в Лиможе, Каоре, Дижоне, Провансе и в других местах. Наиболее замечателен из них кружок Никола-Клода Фабри де Пейреска, знаменитого коллекционера и ученого из Прованса. Пейреск был состоятельным человеком, и его дом в Э служил приютом для любого, кто хотел заниматься наукой. В своем доме, а также в загородном имении Пейреск хранил манускрипты, собрания монет и разных других редкостей, он устроил домашнюю обсерваторию и побуждал своих гостей к занятию астрономией. Пейреск переписывался со всей Европой, и именно в его доме нашел убежище Кампанелла, бежавший из Италии. Один из французских писателей того времени дает ему такую характеристику: «Это человек, которому нет равных в Европе по обходительности и доброте, а также по мудрости и интересу к изящным вещам и знанию всего, что происходит в мире. Нет области или крупного города, в котором у него не было бы корреспондентов и где он не знал или не обладал бы чем-нибудь замечательным и редким — посредством людей заслуженных и образованных, с которыми он обменивался письмами, или же посредством людей, которых он содержал в этих местах для этой самой цели. Таким образом, его кабинет является самым интересным в Европе, библиотека содержит как печатные издания, так и рукописи» [1, с. 189].

Деятельность Пейреска является также прекрасным примером того, как была налажена связь между учеными (и вообще людьми, которые интересовались наукой) в то время, когда еще не существовало научных журналов. Пейреск сам, можно сказать, был таким журналом, если учесть, что он переписывался с более чем 500 корреспондентами во всем мире от Алеппо и Дамаска до Гамбурга и Лондона — в то время он был одним из наиболее известных в Европе людей.

В Париже в 20—30-е годы XVII столетия существовал целый ряд замечательных обществ. Одним из них был кружок, собиравшийся ежедневно в библиотеке знаменитого историка и члена парламента Жака Огюстена де Ту. После смерти де Ту в 1617 г., согласно его завещанию, библиотека перешла к братьям дю Пюи, и потому этот кружок часто назывался Пюитанской академией. Библиотека постоянно пополнялась, и ко времени, когда братья дю Пюи стали ее владельцами, она была лучшей библиотекой Парижа, превосходя даже Королевскую библиотеку. В Пюитанской академии ежедневно не только проходили дискуссии, но и ставились эксперименты, хотя математика и астрономия не привлекали столь пристального внимания ее членов, как философия и история.

Другим важным местом собраний ученых людей был кружок Мерсенна. Монах-минорит Марен Мерсенн был большим любителем и знатоком точных наук, два раза в неделю в его келье в Пале Ройяль собирались друзья, разделявшие его увлечения, а с 30-х годов эти собрания стали еженедельными. Вскоре они приобрели большую известность, в первую очередь благодаря научному авторитету участников, а среди них можно назвать Этьена Паскаля, его сына Блеза, Дезарга, Роберваля, Гассенди и, наконец, Декарта, когда тот приехал в Париж. Кружок Мерсенна состоял более чем из 100 человек, и часто его покои в Пале Ройяль не могли вместить всех желающих. В отличие от Пюитанской академии здесь занимались в основном математическими науками, а также философией, но лишь в той мере, в какой она была непосредственно связана с математическими проблемами. Роль Мерсенна в начальном развитии научных сообществ XVII в. была уникальной: не будучи ученым высокого класса, он тем не менее был прекрасным координатором, стимулировавшим решение многих важных научных проблем и способствовавшим обмену мнениями между людьми, важность которого в ряде случаев трудно переоценить, как, например, в споре между Гассенди и Декартом.

Двойственность и конформизм, столь характерные для французских интеллектуалов XVII в. (эта ситуация также напоминает несколько более раннюю эпоху в Италии — достаточно вспомнить хитроумное лавирование, которое было свойственно Галилею) , отчетливо видны и в поведении Мерсенна. Этот умный монах внимательно следил за изменением политической ситуации в стране — решительно осудивший Кампанеллу и Галилея, он тем не менее продолжал штудировать Коперника, читать и перечитывать Галилея и после процесса 1633 г. Независимость его суждений, хотя и не высказываемая открыто, была широко известна, и это в высшей степени способствовало популярности и авторитету его кружка.

Как видим, даже в этом кратком рассказе об интеллектуальной атмосфере, существовавшей во Франции в первой половине XVII в., можно проследить основные тенденции развития общественной жизни применительно к науке. Свободомыслие, как бы оно ни ограничивалось государственными институтами, получило широкое распространение. Под свободомыслием понималась свобода творчества и высказываний по всем вопросам религиозной, политической и научной жизни, причем наука в этом процессе приобретала все более существенный вес. Может показаться, что государство как бы удовлетворялось внешними признаками послушания, не слишком заботясь (или не имея для этого возможности) о действительном завоевании умов и сердец. Важно подчеркнуть, что этот процесс приобрел национальный характер, и ему не в силах были противостоять даже те, кому принадлежала власть в стране. Кто же был организатором многочисленных кружков, насаждавших в стране свободомыслие? Это были священники, высокопоставленные государственные чиновники и лишь в последнюю очередь ученые-профессионалы. Занятие наукой было окружено атмосферой почитания, и не в малой степени в силу того, что это было одним из каналов образования национального государства.