Владимир Кирсанов - Научная революция XVII века

В отличие от Галилея для Ньютона с первых шагов научной деятельности характерны поиски общих принципов и законов; например, он пытался создать некий универсальный язык, основанный, по его словам, на том, что «природа вещей как таковых является одной и той же у всех наций» [2, с. 88]. Концепция универсального языка была тесно связана с критикой Аристотеля, философия которого не выражала, по мнению многих, истинную суть вещей. Занятия универсальным языком Ньютон начал под влиянием Пуллейна, а также под впечатлением от книги Далгарно «Искусство знаков», опубликованной в 1661 г. Но что он читал помимо филологии и обязательных учебников? Ответ на этот вопрос дают его записи студенческих лет. По ним можно заключить, что он основательно изучал Декарта, читал «Диалог» Галилея (но не «Беседы»), изложение философии Гассенди, Гоббса, Генри Мора и других авторов, среди которых многие отнюдь не были аристотеликами.

Отношение Ньютона к прежней философии выражается девизом, который находится среди его записей того периода: «Amicus Plato, amicus Aristoteles magis arnica Veritas» (Платон мне друг и друг Аристотель, но истина дороже — парафраз высказывания Аристотеля о Платоне). Эти слова служат эпиграфом к серии интереснейших записей, объединенных под названием «Некоторые философские вопросы». Полагают, что записи сделаны не позднее 1664 г. Они содержат 45 разделов, касающихся существа научного представления о мире, сюда входят проблемы природы материи, времени и движения; качеств тел, насильственного движения, оккультных качеств, проблемы природы света, цветов, зрения, человеческих ощущений и т. д. Содержание многих разделов было почерпнуто Ньютоном из книг, но эти записи представляют собой не просто конспект, а критическую переработку прочитанного. Это были именно вопросы относительно фундаментальных проблем мироздания, ответы на которые еще предстояло найти.

Например, в разделе, посвященном природе света, Ньютон писал: «Свет не может быть результатом давления, ибо тогда мы должны были бы видеть ночью так же хорошо или лучше, чем днем» [2, с. 92], а далее следовало объяснение (довольно запутанное), почему это так. Под заголовком «О небесной материи и орбитах» он еще раз указывал на беспомощность картезианской теории света, потому что представление о свете как давлении приводило бы к невозможности наблюдать затмение Солнца, так как твердые тела передают давление столь же хорошо, как и небесная материя. В разделах, посвященных движению, Ньютон критикует аристотелевское объяснение движения брошенного тела и дает свое собственное, напоминающее средневековую теорию импетуса. Он считает, что тело продолжает двигаться после того, как отделяется от бросившей его руки или орудия потому, что обладает «естественной тяжестью» (natural gravity). Этими словами он обозначал то, что позднее получило название инерции. Он полагал тогда, что каждый атом тела обладает врожденной подвижностью, называемой «тяжестью», в результате чего он и движется. Говоря о свойствах света, Ньютон подчеркивает, что свет, исходящий от Солнца, не является однородным, а различные цвета возникают не в результате изменений однородного по структуре света, как тогда полагали, а вследствие разложения многокомпонентной смеси на составляющие.

Вопросы, посвященные движению и свету, занимают в его заметках наибольшее место, что и неудивительно, ибо это были фундаментальные проблемы, в течение многих столетий занимавшие центральное место в дискуссиях о природе и ее законах, а к XVII в. они определяли передний фронт нарождающейся новой науки. Естественно, что впоследствии именно этим проблемам были посвящены главные книги Ньютона— «Начала» и «Оптика».

В своих записях при рассмотрении различных философских проблем Ньютон постоянно ссылается на два механистических подхода к пониманию природы — континуальный, Декарта, и атомистический, Гассенди. Он как бы постоянно взвешивает, определяет, который из них является наиболее соответствующим истине, склоняясь все более и более на сторону атомизма.

Большую роль в формировании мировоззрения молодого Ньютона сыграла философия Генри Мора, в значительной мере под влиянием которого Ньютон стал критически относиться к Декарту, чьи взгляды он первоначально разделял (50 лет спустя Ньютон признавался Конти, что первоначально он был картезианцем [2, с. 89]). В частности, атомистические воззрения Ньютона несомненно формировались под влиянием Мора, но главное состояло в другом. Дело в том, что Мор не был удовлетворен механистической философией Декарта в основном потому, что она, по его мнению, допускала возможность построения картины мира, которая не нуждалась в присутствии Бога. Такой подход он считал неверным и недопустимым и прилагал все усилия к тому, чтобы подчеркнуть необходимость введения Бога в картину мира как фундаментального активного начала мироздания. Здесь Мор в лице Ньютона нашел верного союзника и последователя, как это ясно видно из содержания последних четырех разделов: «О Боге», «О творении», «О душе», «О сне и сновидениях». Впоследствии теологические импликации не переставали играть важную роль в его взглядах на законы природы, что, впрочем, не раз его удерживало от вульгарного механицизма.

Ньютон был самоучкой в философии, а следовательно, и в физике, и его процесс самообразования шел параллельно с рутинным учебным процессом. В первые три года обучения в университете он никак не выделялся среди других студентов, о его занятиях физикой и математикой почти никто не знал, а его академические успехи были вполне ординарными. Тем временем приближалось событие, от которого зависела вся дальнейшая судьба Ньютона, а именно выборы так называемых стипендиатов. Для Ньютона возможность продолжать занятия наукой определялась тем, останется ли он в стенах университета после его окончания или нет. Остаться он мог лишь в том случае, если бы его избрали членом колледжа. В свою очередь, членами колледжа могли стать в будущем лишь только те студенты, которые еще до окончания университета становились стипендиатами колледжа, т. е. начинали получать стипендию, равную нескольким фунтам в год.

Отбор стипендиатов проводился начальством Тринити-колледжа только раз в три-четыре года, и во время пребывания Ньютона в университете такие выборы должны были произойти только один раз — в 1664 г.

Шансы Ньютона стать стипендиатом колледжа были ничтожны — он не был выдающимся студентом в глазах начальства, а его положение сайзера уменьшало и без того малую вероятность. Тем не менее Ньютон был избран стипендиатом. Как это ему удалось — неизвестно. Рассказ самого Ньютона об этом (по словам Кондуитта) только усиливает недоумение: «Когда он решил стать стипендиатом колледжа, его тьютор послал его к д-ру Барроу, тогдашнему профессору математики, для экзамена, доктор экзаменовал его по Евклиду, которым сэр Исаак пренебрег и знал очень мало или не знал совсем, и не спрашивал его вовсе по декартовской «Геометрии», которую сам знал в совершенстве. Сэр Исаак был слишком скромен, чтобы самому заговорить о ней, а д-р Барроу не мог представить, что кто-либо мог прочесть эту книгу, не ознакомившись предварительно как следует с Евклидом, так что тогда у д-ра Барроу сложилось о нем (Ньютоне) неопределенное мнение, но тем не менее он был сделан стипендиатом колледжа» [2, с. 102].