Фредерик Пол - Путь на врата. Нашествие Квантовых Котов.

— Минутку, — сказал я. — Она не хотела за него выйти, потому что он был беден?

— Нет-нет! Не потому что беден, хотя он тогда не был богат. Потому что он работал на нефтяных полях, а она хотела чего-нибудь более надежного. Очень похоже на бабушку. А когда год назад Бойс появился снова…

— Он дал вам работу в качестве своей подружки, — сказал я, кивая, чтобы показать, что понимаю.

— Нет, черт возьми, — ответила она, разозлившись. — В своем офисе. Остальное… пришло позже. Мы влюбились друг в друга.

— О, конечно, — заметил я. Мне не нужны споры.

Она напряженно сказала:

— Он на самом деле хороший, Оди. Конечно, не в бизнесе. И он для меня все сделал бы.

— Он мог бы на вас жениться, — сказал я, чтобы продолжить разговор.

— Нет, Оди, — серьезно ответила она, — не мог. Он хотел жениться. Это я сказала «нет».

Она отвергла все его деньги? Я понимал. Не стал спрашивать, но она сама уяснила.

— Если я выйду замуж, — сказала она, — мне нужны будут дети, а Бойс о них и слышать не хотел. Он сказал, что, если бы мы встретились, когда он был помоложе, может, семидесяти пяти или восьмидесяти, у него был бы шанс, но сейчас он слишком стар, чтобы заводить семейство.

— Тогда вам следует поискать замену.

Она смотрела на меня в голубом сиянии.

— Я ему нужна, — просто сказала она. — Теперь больше, чем когда-либо.

Я немного подумал над этим. Потом мне пришло в голову проверить время.

Прошло сорок шесть часов с его отлета. Он сейчас может вернуться.

И если вернется, когда мы тут болтаем, постепенно сообразил я своими затуманенными мозгами, девяносто тысяч миллибар ядовитого газа обрушатся на нас. К тому же будет поврежден наш девственный туннель. Едкий газ быстро уничтожит все за этим барьером.

— Надо возвращаться, — сказал я Дорри, показывая время. Она улыбнулась.

— Временно, — ответила она, и мы встали, последний раз взглянули на сокровища Тантала за плитами и начали подниматься по шахте в иглу.

После веселого блеска туннеля хичи в иглу было еще более тесно и неуютно.

Что еще хуже, мой затуманенный мозг продолжал напоминать, что мы не должны оставаться в иглу. Коченор может не забыть закрыть шлюз с обоих концов, когда пройдет, — теперь уже в любую минуту, — но может и забыть. А мне нельзя мог рисковать и допустить, чтобы молот горячего воздуха опустился на нашу красавицу.

Я попытался придумать способ запечатать шахту, может, снова сбросить в нее всю породу, но хоть мозг мой работал не очень хорошо, я понял, что это глупо.

Итак, единственный способ решения проблемы — нужно выйти наружу, на ветреную венерианскую погоду. Единственное утешение — ждать придется недолго. К тому же к долгому ожиданию мы не подготовлены. Приборы, отмечающие запасы необходимого для жизни, уже горели тревожным красным светом. Коченору следовало уже появиться.

Но его не было.

Мы с Дорри выбрались из иглу, закрыли вход и принялись ждать.

Я почувствовал скрежет о шлем и обнаружил, что Дорри подключилась ко мне.

— Оди, я очень устала, — сказала она. Не жаловалась, просто сообщала факт, который, как она думает, мне нужно знать.

— Можете поспать, — ответил я. — Я подежурю. Коченор появится очень скоро, и я вас тогда разбужу.

Вероятно, она последовала моему совету, потому что легла, подождав, пока я снимал линию связи. Потом вытянулась и оставила меня спокойно размышлять.

Но я не был ей благодарен за эту возможность. Появившиеся у меня мысли не радовали.

Коченор по-прежнему не появлялся.

Я пытался вдуматься в смысл этого. Конечно, может быть масса причин для задержки. Он мог заблудиться. Его могли задержать военные. Он мог разбиться в самолете.

Но была и гораздо более отвратительная возможность, и мне она казалась все более вероятной.

Циферблат подсказал, что опоздание составляет уже пять часов, а приборы — что запасов воздуха и воды почти нет. Если бы мы несколько часов не дышали воздухом туннеля, сберегая тем самым запас в своих баках, мы были бы уже мертвы.

Коченор не может знать, что мы нашли пригодный для дыхания воздух в туннеле хичи. Он должен считать нас мертвыми.

Этот человек не солгал мне о себе. Он сказал, что не умеет проигрывать.

И потому решил и на этот раз не проиграть.

Несмотря на затуманенный мозг, я понимал, как это получилось. Когда положение стало критическим, в нем победил ублюдок. И разработал ход, который приводит к концу игры и дает ему выигрыш.

Я видел его так же ясно, словно находился с ним в самолете. Смотрит на часы, как подходит к концу наша жизнь. Готовит себе элегантный легкий ленч. Может быть, слушает до конца балет Чайковского, ожидая, пока мы умрем.

Меня эта мысль на самом деле не пугала. Я настолько близок к смерти, что технические различия меня не трогают… и настолько устал, что готов принять любой конец.

Но ведь я здесь не один.

Есть еще девушка. И единственная разумная мысль, которая задержалась в моем полуотравленном мозгу, была о том, что нечестно со стороны Коченора убивать нас обоих. Меня — да, согласен. Я видел, что с его точки зрения мною вполне можно пожертвовать. Но не ею!

Я понял, что должен что-то сделать. Поразмыслив, я начал толкать ее скафандр, пока она не пошевельнулась. С большими усилиями я дал ей понять, что она должна вернуться в туннель. Там она по крайней мере сможет дышать.

Потом я принялся готовиться к приему Коченора.

Есть два обстоятельства, которых он не знает. Он не знает, что мы нашли пригодный для дыхания воздух, и он не знает, что я могу раздобыть дополнительную энергию из батарей бурильной установки.

Несмотря на ярость, я способен был мыслить последовательно. Я могу застать его врасплох — если он не задержится слишком надолго. Еще несколько часов я проживу…

И когда он вернется, ожидая увидеть нас мертвыми, вернется за наградой, которую мы для него добыли, он найдет меня ждущим.

Так он и поступил.

Для него, должно быть, было ужасным шоком, когда он через шлюз вошел в иглу, держа в руке гаечный ключ, склонился ко мне и обнаружил, что я жив и могу двигаться. Ведь он ожидал найти только поджаренное мясо.

Если у меня и были какие-нибудь сомнения, они тут же рассеялись: он сразу попытался ударить меня по шлему. Возраст, сломанная нога и удивление нисколько не замедлили его реакцию. Но ему пришлось поменять позу в тесном пространстве, чтобы получше замахнуться, а я, будучи не только живым, но и готовым к бою, успел откатиться. А в руках у меня уже наготове сверло.

Оно пришлось ему прямо в грудь.

Я не видел его лица, но могу представить себе выражение.

После этого оставалось только сделать одновременно пять или шесть невозможных дел. Поднять Дорри из туннеля и переправить ее в самолет. Подняться вслед за ней, закрыть шлюз и наметить курс. Все эти невозможные дела… и еще одно, труднее остальных, по очень важное для меня. Дорри не понимала, зачем мне на борту тело Коченора. Наверно, решила, что это из почтения к мертвому, а я не стал ей объяснять.