Стентон Пил - Любовь и зависимость

"С тех пор, как Линда ушла, я в основном лежу в кровати. Я слишком слаб, чтобы двигаться, и я все время простужен... Я много плакал... Я пытаюсь успокоить себя скотчем, который оставила моя сестра... Я чувствую себя так ужасно, настолько не владею собой — как будто реального меня больше нет".

Он не мог спать, и его сердцебиение периодически пугающе ускорялось, когда он ничего не делал. Таковы симптомы острой отмены. Мы знаем, что они могут проявляться — возможно, достаточно часто у определенных групп и в определенном возрасте — в ответ на лишение любовника. Популярная музыка поет гимны этому переживанию, как отличительному признаку настоящей любви: "Когда я потерял мою детку, я почти обезумел... С тех пор, как ты ушла, детка, моя жизнь кончена". Как насчет любви, которая порождает симптомы похмелья у людей, которых мы все знаем, а может быть, и у нас самих? Можем ли мы представить любовь, которая не оставляет за собой такого опустошения? Давайте посмотрим поближе, как "любовь" может быть аддикцией, и чем аддик-тивная любовь отличается от истинной любви.

В монографии, названной "Влюбленность и гипноз", Фрейд подметил важные параллели между любовью и другим психологически непреодолимым процессом

— гипнотизмом. Согласно Фрейду, любовь к себе может быть перенесена с собственного эго на любимый объект. Когда это случается, другой человек все более приходит к "обладанию всей любовью к себе эго, чье самопожертвование, таким образом, становится естественным последствием этого. Объект, так сказать, поглотил эго". Крайнее развитие этого сорта любви — это состояние, в котором эго любовника "истощено, сдалось объекту, замещено объектом как собственной самой важной составляющей". Фрейд продолжает:

"От влюбленности до гипноза - очевидно, один короткий шаг. Очевидно, что то и другое - отношения согласия двоих. Это такое же скромное подчинение, такая же уступчивость, такое же отсутствие критики по отношению к гипнотизеру, как к любимому объекту. Такое же истощение собственной инициативы... Гипнотизер (как модель любимого другого) — единственный объект, и ни на что, кроме него, не обращают внимания".

Любовь — идеальный двигатель аддикции, потому что она может исключительно претендовать на человеческое сознание. Если для того, чтобы служить аддикцией, нечто должно быть одновременно утешающим и пожирающим, тогда сексуальные или любовные отношения наилучшим образом соответствуют этой задаче. Если оно также должно быть повторяемым, предсказуемым и изолированным, тогда опять же отношения могут быть идеально приспособлены для аддиктивных. целей. Тот, кто не удовлетворен собой или своей жизненной ситуацией, может найти в таких отношениях самую содержательную замену довольства собой и тех усилий, которые требуются для его достижения.

Когда человек приходит к другому с целью заполнить пустоту в себе, отношения быстро становятся центром его жизни. Они предлагают ему утешение, которое резко контрастирует с тем, что он находит в других местах, так что он обращается к ним больше и больше, пока не станет нуждаться в них для того, чтобы прожить каждый день своего наполненного стрессами и неприятностями существования. Когда постоянный прием чего-то настолько необходим, чтобы жизнь была переносимой, то речь идет об аддикции, как бы романтично она ни была украшена. Всегда имеющаяся опасность отнятия порождает постоянную тягу.

Поскольку человек, пристрастившийся к любовнику, чувствует в сущности ту же самую неадекватность, что и наркотический аддикт, почему же он выбирает другого человека, а не наркотик, в качестве объекта аддикции? Одной из характеристик, которая разделяет эти две группы аддиктов, является их социально-классовая принадлежность. Употребление опиатов привлекает в первую очередь представителей низших социальных и экономических слоев, особенно расовые меньшинства. Белые из низшего класса чаще всего пользуются алкоголем как способом бегства. Американцы из среднего класса, не будучи достаточно склонными к алкоголизму и, конечно, не интересуясь героином, не менее подвержены аддиктивным тенденциям; только они проявляют их по-разному.

Как правило, другие человеческие существа играют гораздо большую роль в стиле жизни представителя среднего класса, чем для низшего. Ли Рейнуотер, описавший эти социально-классовые различия в "Семенном дизайне", обнаружил, что сексуальные отношения низшего класса имеют тенденцию не доходить до такой степени общности жизни. Если взять крайний случай, то анализ Чейном героиновых аддиктов Нью-Йорка показывает, что они не доверяют людям; наркотики — единственная вещь в их жизни, на которую, как они чувствуют, они могут положиться. Даже принадлежащие к среднему классу английские опиатные аддикты, описанные Эдвином Щуром в "Наркотической аддикции в Британии и Америке", в общем отчуждены от других людей. Тогда возможным объяснением широкого распространения злоупотребления наркотиками среди молодых выходцев из среднего класса является то, что разрушительная природа их жизненных привычек приводит лишь к фрагментарным и временным отношениям. И хотя эта неспособность сформировать прочные межличностные связи характеризует наркотических и алкогольных аддиктов из любого социального класса, ослабленная и нестабильная социальная сеть все же более обычна в экономически и в других отношениях депривированных группах. Следовательно, индивиды в этих обстоятельствах чаще уступают героиновой аддикции и тяжелому алкоголизму, в то время как люди (и особенно любовники) служат этой же цели для тех, кто лучше обеспечен. В обоих случаях комбинация зависимости и манипулятивности, которую Чейн наблюдал у героиновых аддиктов, стоит за аддиктивной склонностью эксплуатировать. Не уверенный в своей собственной идентичности, аддикт видит в других людях объекты для удовлетворения своих потребностей. Но для Наркомана использование людей

— только средство для других целей; для аддикта из среднего класса обладание людьми и есть цель.

Рейнуотер проясняет эту разницу в статье "Изучение личностных различий подростков среднего и низшего класса". Там он утверждает, что "Представитель

низшего класса... менее зависим от людей и более ориентирован на те виды удовлетворения, которых можно достичь без осложняющей кооперации с другими человеческими существами". Среди детей среднего класса проявился отчетливый паттерн, объясняющий, как люди могут быть наркотиком. Две трети этих детей (в сравнении с одной пятой из семей низшего класса) показали признаки "констелляции социальной зависимости". Последняя может быть определена как потребность цепляться за один человеческий объект для получения любви и поддержки. Причем этот объект может даже быть не реальной личностью, а лишь концепцией личности.