Роберт Хайнлайн - Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк.

Тот факт, что они могли видеть объекты, искаженные под воздействием эффекта Допплера, подтверждался спектральным анализом. Линии Фраунхофера не только сместились к фиолетовому цвету, но и вышли за пределы всего спектра. А вместо них появилось нечто новое, ранее неведомое.

— М-да… Я понимаю, что вы хотите сказать, — ответил Кинг. — Но тем не менее хочу рискнуть. Провалиться мне на месте, если я не сделаю этого! Да, конечно, об этом не может быть и речи, когда на борту пассажиры. Хорошо, рассчитайте для меня приблизительные маршруты к солнцеподобным, но не слишком отдаленным звездам. Скажем, на первый раз в пределах десяти световых лет.

— В указанном квадрате таких звезд нет, сэр.

— Вы хотите сказать, что там нет солнц?

— Есть. Это Тау Цети. До нее одиннадцать световых лет.

— Нет, эта — слишком яркая.

— Да, сэр. Но там же есть и другая, она в каталоге обозначена кодом ZД 9817. Правда, до нее лететь вдвое больше.

Кинг опустился на стул.

— Этот вопросик я подброшу нашему руководству. Вы лучше скажите, что у нас со временем?

— Не имею понятия, сэр.

— Так просчитайте! Или дайте мне данные, и я рассчитаю сам. Я не говорю, что из меня получился бы хороший математик, как вы, но эту задачку смог бы решить любой мало-мальски грамотный инженер. Уравнения довольно просты.

— Это так, сэр, но у меня нет данных для уравнения, чтобы вычислить временное сжатие. Пока что я просто не знаю, как определить скорость корабля. Фиолетовое смещение использовать бесполезно: мы даже не знаем, что означают эти линии. Боюсь, что придется подождать, пока мы выработаем новые критерии.

Кинг вздохнул.

— Либби, иногда я задаюсь вопросом: зачем я вообще за это взялся? Ну, а если все-таки попытаться угадать, сколько же нам предстоит еще лететь?

— Долго, сэр, пожалуй, несколько лет.

— Правда? Ну что ж, бывало и похуже. Несколько лет, говорите? В шахматы играете?

— Да, сэр. — Либби не сказал, что давно бросил это занятие из-за отсутствия достойных соперников.

— Похоже, у нас впереди для этого уйма времени. Е2-е4.

— Конь g8-f6.

— Не любите наигранных комбинаций? Ну что ж, мы еще сыграем. Пожалуй, мне следует убедить их лететь на ZD 9817, хоть это и вдвое дольше. Надо предупредить Форда, чтобы он начинал разъяснительную работу.

— Да, кстати, я говорил вам о способе снижения скорости? При минусовом ускорении, равном земному, я полагаю, меньше чем за год мы сможем снова выйти на межзвездные скорости.

— Правда? Тогда, может быть, мы снизили скорость точно так же, как и набрали ее, с помощью вашего светового привода.

Либби покачал головой.

— К сожалению, сэр, недостатком светового привода является то, что он не учитывает ваши предыдущие маршрут и скорость. Если в безинерционном полете вы проходите вблизи какой-нибудь звезды, давление ее света отбросит вас от нее подобно пробке, вылетающей из бутылки шампанского. Когда исчезает инерция, тогда же исчезает и ваш импульс ускорения.

— Хорошо, — заключил Кинг, — тогда давайте предположим, что мы будем идти согласно вашему графику. Пока что я не могу с вами спорить. В этой вашей штуковине есть еще несколько вещей, в которых я до конца не разобрался.

— В ней еще довольно много вещей, — вполне серьезно ответил Либби, — в которых я сам — настоящий профан.

Корабль промчался мимо земной орбиты через десять минут после включения Либби своего космического привода.

На всем отрезке пути до орбиты Марса вместе с Лазарусом они обсуждали эзотермические физические аспекты действия прибора. Прошло еще минут пятнадцать.

Орбита Юпитера осталась далеко позади, когда Барстоу созвал организационное собрание. Правда, чтобы разыскать нужных ему людей по всему кораблю, Заккуру понадобилось не меньше часа. Когда же все угомонились, то корабль миновал Сатурн. Земляне все еще дискутировали и не заметили, когда космолет подошел к Урану.

Командиром корабля Форда все же утвердили. В это время они находились возле Нептуна. Кинг стал капитаном. Он быстро подобрал себе команду, рассказал, что к чему. Во время одного из горячих споров об устройстве механизма космонавты и не заметили, что корабль прошел орбиту Плутона. К этому времени космолет в открытом космосе покрыл расстояние в четыре миллиарда миль. Впрочем, с тех пор как Солнце своей энергией придало им чудовищное ускорение, прошло не больше шести часов.

И теперь вокруг космолета существовала только открытая галактика с мириадами солнечных комет и гипотетическими трансплутониевыми планетами. Ближайшие звезды находились на расстоянии нескольких световых лет. «Новый рубеж» устремился к ним в дерзкой попытке превысить скорость света.

Вперед, все дальше и дальше, в пустынные глубины Вселенной, где все линии почти выпрямляются, не искажаясь гравитацией.

День за днем, месяц за месяцем, год за годом они уносились все дальше от родной планеты.

Космолет неуклонно рвался вперед, в бездну пространства, и один световой год походил на другой как две капли воды. За это время Кланы вполне приспособились к жизни в космосе.

«Новый рубеж» имел почти цилиндрическую форму, и если он не набирал ускорения, то вращался вокруг своей оси для создания искусственной гравитации вблизи бортов корабля. Крайние, или «нижние», каюты представляли собой жилые помещения, тогда как внутренние, «верхние», использовались под склады и хранилища. Между каютами размещались магазины, гидропонные фермы и тому подобное. В самом центре, вдоль оси, располагались диспетчерская, конвертер и основной привод.

Конструкция напоминала устройство крупных межпланетных кораблей, используемых в наши дни, за исключением слишком больших размеров космолета. Это был целый город, где хватило бы места для двадцатитысячной колонии, а наличие дополнительного экипажа из десяти тысяч человек позволяло удвоить количество пассажиров при дальних перелетах к Проксиме Центавра. Однако стотысячная масса долгожителей создавала пятикратную нагрузку на все системы жизнеобеспечения корабля.

Чтобы уменьшить ее, долгожители начали погружаться в анабиоз. Переоборудовав некоторые каюты под склады, они освободили для своих новых нужд много места. Спящим долгожителям хватало и одного процента всей площади. Со временем на корабле появилось достаточно помещений для бодрствующих, сменяющих друг друга. Вначале никто добровольно не хотел погружаться в анабиоз — ведь эти люди обостренно воспринимали жизнь, унаследовав уникальные гены: уж слишком явно «охлажденный сон» напоминал сон вечный. И тем не менее большие неудобства, связанные с перенаселением корабля и утомительной монотонностью бесконечного путешествия, заставили многих из них пересмотреть свое мнение и пополнить ряды долгожителей, готовых при первой же возможности погрузиться в холодное забытье.