Роберт Силверберг - Валентин Понтифекс

– Нет таких войн, которых нельзя избежать.

– Вы так думаете, мой лорд?

Коронал бросил на Слита недобрый взгляд, но ничего не ответил. Они все твердили о том, что он уже и так понял, хотя не хотел об этом слышать; но все же, услышав, почувствовал, как его душу охватывает страшное беспокойство. Мгновение спустя он встал и принялся молча расхаживать по комнате. В дальнем конце ее стояла громадная жутковатая скульптура, вырезанная из кости морских драконов – переплетенные пальцы двух сплетенных ладоней, или, может быть, смыкающиеся клыки какой-то колоссальной, демонической пасти. Валентин долго простоял у изваяния, бесцельно поглаживая блестящую, отполированную поверхность. «Незавершенное дело, сказала Тисана. Да-да. Изменяющие форму, метаморфы, пьюривары называй их любым именем на выбор – аборигены Маджипура, у которых четырнадцать тысячелетий назад переселенцы со звезд отняли этот дивный мир. Восемь лет ушло на то, чтобы понять потребности этого народа, а я так ничего и не узнал».

Он повернулся и сказал:

– Когда я поднялся, чтобы произнести речь, то вспомнил слова главного представителя Понтифекса: «Коронал – это мир, а мир – это Коронал». И внезапно я стал Маджипуром. Все происходившее в любом уголке мира проходило через мою душу.

– У вас и раньше такое бывало, – сказала Тисана. – В снах, которые я толковала: когда вы говорили, что видели вырастающие из земли двадцать миллиардов золотых нитей, и держали их все в правой руке. И еще один сон, когда вы широко раскинули руки и обняли весь мир, и…

– То другое, – перебил Валентин. – А на этот раз мир распадался на части.

– То есть как?

– Буквально. Разваливался на куски. Не осталось ничего, кроме моря тьмы… в нее-то я и упал…

– Хорнкаст говорил правду, – тихо промолвила Тисана. – Вы и есть мир, ваша светлость. Темное знание ищет к вам путь и собирается со всего света вокруг вас. Это послание, мой лорд, не от Леди, не от Короля Снов, а от самого мира.

Валентин повернулся к вроону.

– Что скажешь, Делиамбр?

– Тисану я знаю, кажется, лет пятьдесят и ни разу не слышал, чтобы с ее уст срывались глупые речи.

– Значит, будет война?

– Думаю, что война, уже началась, – ответил Делиамбр.

Хиссуне корил себя за опоздание на пир. Первая официальная церемония, на которой он присутствовал с тех пор, как очутился в кругу приближенных Лорда Валентина, – и на тебе, опоздать на нее. Возмутительная небрежность!

Часть вины лежала на его сестре Эйлимур. Все то время, что он пытался облачиться в красивые парадные одежды, она приставала к нему, суетилась, поправляла наплечную цепь, переживала по поводу длины и покроя камзола, отыскивала на начищенных до зеркального блеска башмаках пятнышки, видимые только ей. Эйлимур было пятнадцать лет, нелегкая пора для девушки впрочем, Хиссуне иногда казалось, что у девушек любой возраст труден, – и она старалась держаться властно, своевольно, вникая во все домашние дела.

Так что, своим стремлением подготовить его надлежащим образом к банкету у Коронала, она помогла ему опоздать. Эйлимур потратила минут двадцать, как ему показалось, просто вертя в руках эмблему его звания, небольшой золотой эполет в виде звездного огня, который он намеревался носить на левом плече в образуемой цепью петле. Девушка бесконечно долго передвигала этот эполет то в одну, то в другую сторону, чтобы разместить его как можно точнее по центру, вымеряя доли дюйма, пока, наконец, не сказала:

– Отлично. Все. Вот так, посмотри. Нравится?

Она схватила свое старое зеркало, облезлое и потускневшее с обратной стороны, и сунула ему под нос. Хиссуне увидел мутное, искаженное отражение – этакий незнакомец в пышных одеждах, будто собравшийся на маскарад. Наряд имел картинный, театральный, неправдоподобный вид. И все же он осознал то новое ощущение величавости и властности, пришедшее к нему благодаря одеянию. Как странно, подумал он, что торопливо подогнанное у модного портного из Дворца Масок облачение смогло произвести столь разительную перемену: теперь он больше не Хиссуне – суетливый уличный оборвыш, не беспокойный и неуверенный в себе молодой человек, но Хиссуне-щеголь, Хиссуне-павлин, гордый собой соратник Коронала.

А еще – Хиссуне-опаздывающий. Хотя, если поторопиться, можно было бы добраться вовремя до большого зала Понтифекса.

Но тут вернулась с работы его мать Эльсинома, что стало причиной дальнейшей задержки. Она вошла в комнату, хрупкая, темноволосая, бледная и усталая женщина, и посмотрела на него с таким благоговением и удивлением, будто кто-то поймал комету и запустил в свободный полет по ее убогой квартире. Глаза Эльсиномы горели, от лица исходил свет, невиданный им раньше.

– Ты потрясающе выглядишь, Хиссуне! Какая роскошь!

Усмехнувшись, он развернулся, чтобы продемонстрировать свое великолепие.

– Просто глазам не верится, да? У меня прямо вид рыцаря с Замковой Горы!

– У тебя вид принца! Коронала!

– Ну да, конечно. Лорд Хиссуне. Короналу, насколько я знаю, подобает горностаевая мантия, чудесный зеленый дублет и еще, пожалуй, огромная затейливая подвеска в виде звездного огня на груди. Однако я и так хорош, правда, мама?

Они посмеялись, и, несмотря на усталость, мать обняла его и даже протанцевала вместе с ним по комнате, а затем, отпустив, сказала:

– Время поджимает. Пора идти.

– Да, пора. – Он направился к двери. – Как все странно… Я отправляюсь на ужин к столу самого Коронала, буду сидеть рядом, сопровождать его в поездке, поселюсь на Замковой Горе…

– Да, это очень странно, – тихо сказала Эльсинома.

Все они – Эльсинома, Эйлимур, его младшая сестра Марона – встали в ряд, и Хиссуне торжественно, друг за дружкой поцеловал их, пожал руки и отстранился, испугавшись за свои одежды, как только женщины попытались заключить его в объятия. Он видел, что мать и сестры взирают на него, как на богоподобное существо или, в крайнем случае, на Коронала, будто он утратил всякое отношение к своей семье, спустился с небес, чтобы сегодня вечером величаво пройтись по этим безрадостным комнатушкам. Ему мнилось, что вовсе не он провел восемнадцать лет жизни в этих закопченных комнатушках на первом уровне Лабиринта; он есть и всегда был Хиссуне из Замка, кандидатом в рыцари, завсегдатаем королевского двора, знающим толк во всех его удовольствиях.

Глупость, безумие. Ты не должен забывать, кто ты такой, и с чего начинал, говорил он себе.

Но как трудно не вспоминать все время о перемене, происшедшей в их жизни, думал он, спускаясь по бесконечной винтовой лестнице на улицу. Так много перемен. Когда-то они с матерью работали на улицах Лабиринта: она выпрашивала кроны у проходящей знати, а он бегал за путешественниками, настойчиво предлагая им свои услуги в качестве гида за полрояла или около того, чтобы провести их по живописным диковинам подземного города. А сейчас он пользуется покровительством Коронала, и мать за счет его новых связей стала буфетчицей в кафе во Дворе Шаров. И все это – за счет удачи, сверхъестественной и невероятной удачи.