Роберт Силверберг - Валентин Понтифекс

Хиссуне ожидал, что Хорнкаст, уже достаточно наслышанный о гибели Элидата, теперь поинтересуется благополучием Лорда Валентина, но, к его изумлению, главный представитель предпочел завести речь о совершенно других вещах, касавшихся нехватки некоторых запасов, что уже ощущалась в закромах Лабиринта. Нет сомнения, что Хорнкаст сильно озабочен, подумал Хиссуне, но не для того же он предпринял эту поездку. Когда высокий представитель ненадолго умолк, Хиссуне, наконец, беря инициативу на себя, заговорил:

– Пожалуй, нам пора обсудить наиболее серьезное, на мой взгляд, событие – исчезновение Лорда Валентина.

На какое-то мгновение непоколебимая безмятежность, казалось, покинула Хорнкаста: его глаза сверкнули, ноздри раздулись, губы слегка шевельнулись от удивления.

– Исчезновение?

– Во время продвижения Лорда Валентина по Пьюрифайну мы потеряли с ним связь и не можем ее восстановить.

– А можно поинтересоваться, чем Коронал занимался в Пьюрифайне?

Хиссуне повел плечами.

– Насколько я понимаю, он находился там с весьма деликатной миссией. Он оторвался от своего кортежа во время той же бури, которая унесла жизнь Элидата. С тех пор мы о нем ничего не слышали.

– Как вы полагаете, Коронал жив?

– Не имею представления, а гадать – лишено смысла. Можете не сомневаться, что мы предпринимаем все возможное, чтобы восстановить контакт. Но думаю, что мы на деле должны, по крайней мере, допустить возможность того, что он погиб. По этому поводу у нас в Замке состоялось заседание Совета. Вырабатывается порядок престолонаследия.

– Так-так.

– И, разумеется, одним из существеннейших исходных пунктов наших планов является состояние здоровья Понтифекса.

– Да-да, я понимаю.

– Состояние Понтифекса без изменений?

Хорнкаст ответил не сразу; он долго и пристально, с непонятной настойчивостью смотрел на Хиссуне, как бы производя тончайшие политические расчеты.

После продолжительного молчания он произнес:

– Вы не хотели бы нанести визит его величеству?

Услышать такое от главного представителя Хиссуне ожидал чуть ли не меньше всего. Визит к Понтифексу? Он никогда и не мечтал об этом! Ему потребовался какой-то миг, чтобы оправиться от изумления и обрести самообладание. Затем он сказал, стараясь, чтобы его голос звучал как можно невозмутимее:

– Это было бы для меня большой честью.

– Тогда пойдемте.

– Сейчас?

– Да, сейчас.

Высокий представитель подал знак, тут же появились слуги и начали убирать остатки ужина; вскоре Хиссуне оказался рядом с Хорнкастом в маленьком флотере с приподнятым носом, который по узкому туннелю довез их до места, откуда можно было идти только пешком: через каждые пятьдесят шагов проход перекрывался бронзовыми дверьми, и каждую из них Хорнкаст открывал, засовывая руку в потайное отверстие. Наконец от прикосновения главного представителя открылась последняя дверь, обозначенная инкрустированной золотом эмблемой Лабиринта с имперской монограммой поверх нее, и они прошли в имперский тронный зал.

Сердце Хиссуне отчаянно колотилось. Сам Понтифекс! Старый безумец Тиверас! В течение всей своей жизни он едва ли верил, что тот вообще существует. Дитя Лабиринта, он всегда воспринимал Понтифекса как некое сверхъестественное, таящееся в подземелье существо, как ставшего отшельником властелина мира; и даже теперь, несмотря на недавнее знакомство с принцами и герцогами, с самим Короналом и его домочадцами, Понтифекс казался Хиссуне чем-то нереальным, непознанным, непостижимо далеким от мира смертных, отгородившимся от него стеной.

Но вот он.

Все именно так, как гласили предания. Сфера из голубого стекла, трубки, шланги, провода и зажимы, разноцветные жидкости, подающиеся по системе жизнеобеспечения, и старый-престарый человек, сидящий необычайно прямо на троне с высокой спинкой на возвышении с тремя невысокими ступеньками.

Глаза Понтифекса открыты. Но видят ли они? Жив ли он вообще?

– Он больше не разговаривает, – сказал Хорнкаст. – Это последняя из случившихся с ним перемен. Но врач Сепултров утверждает, что его разум все еще действует, а тело сохраняет жизнеспособность. Подойдите на шаг-другой, взгляните на него поближе. Видите? Видите? Он дышит. Он моргает. Он жив, определенно жив.

У Хиссуне возникло такое ощущение, будто он столкнулся с осколком прошлого, чудом сохранившимся доисторическим созданием. Это же Тиверас!

Коронал при Понтифексе Оссьере, – сколько поколений прошло с тех пор?

Человек, принадлежащий истории, видевший своими собственными глазами Лорда Кинникена! Он был уже стариком, когда в Замок пришел Лорд Малибор. И вот он все еще здесь: и жив, если только можно назвать жизнью существование, которое он влачит.

Хорнкаст сказал:

– Вы можете поприветствовать его.

Хиссуне знал, как принято поступать: с Понтифексом не следовало говорить непосредственно, нужно было обращаться к главному представителю, а тот уже передавал слова монарху. Но все получилось иначе.

Он сказал:

– Покорнейше прошу передать его величеству приветствие от его подданного Хиссуне, сына Эльсиномы, с выражениями уважения и почтения.

Понтифекс не ответил. Понтифекс вообще ничем не показал, что что-то услышал.

– Когда-то, – пояснил Хорнкаст, – в ответ на то, что ему говорили, он издавал звуки, которые я научился толковать. Но он больше не разговаривает. Уже несколько месяцев. Однако мы все равно продолжаем с ним говорить.

– Тогда скажите Понтифексу, что весь мир любит его, и его имя постоянно звучит в наших молитвах.

Тишина. Понтифекс оставался недвижен.

– Еще передайте ему, – продолжал Хиссуне, – что в мире все идет своим чередом, трудности приходят и уходят, а величие Маджипура несокрушимо.

Тишина. По-прежнему никакого ответа.

– Вы закончили? – спросил Хорнкаст.

Хиссуне посмотрел через комнату на загадочную фигуру в стеклянной клетке. Он страстно желал, чтобы Тиверас поднял руку в благословении, чтобы он произнес пророческие слова. Но он знал, что этого не произойдет.

– Да, – сказал он. – Я закончил.

– Тогда пойдемте.

Главный представитель вывел Хиссуне из тронного зала. Уже за дверьми Хиссуне обнаружил, что его одежда промокла от пота, а колени трясутся.

Тиверас! Даже если доживу до его возраста, подумал Хиссуне, я все равно никогда не забуду это лицо, эти глаза, эту сферу из голубого стекла.

Хорнкаст сказал:

– Его молчание – новая стадия болезни. Сепултров уверяет, что в нем еще достаточно сил. Может, оно и так. Но, возможно, что это – начало конца.

Ведь должен же быть какой-то предел, даже со всей этой техникой.

– Думаете, это произойдет уже скоро?