Роберт Силверберг - Всемогущий атом

– Девушка уже здесь, – сказал кто-то.

Ее ввели. Девушка была эспером. Лет шестнадцати, с одутловатым лицом и толстыми ногами. Колючие глаза неприятно поблескивали. Мандштейн с первого взгляда возненавидел ее и не смог подавить в себе этого чувства, хотя и пытался: ведь она одним словом могла решить его судьбу!

Магнус сказал:

– Вот этот человек! Что вы можете прочесть в нем?

– Страх. Ненависть. Упрямство.

– А как обстоят дела с верностью?

– Лоялен он в первую очередь к самому себе. – Девушка-эспер развела руками и бросила на Мандштейна ядовитый взгляд.

– Он обманывал нас? – поинтересовался Магнус.

– Нет. Ничего подобного я в нем не вижу.

Мандштейн промямлил:

– Может, вы объясните смысл этой комедии?…

– Молчать!… – набросился на него Магнус.

Кто-то из членов коллегии заметил:

– У нас же имеются неопровержимые доказательства. Может быть, она ошибается?

– Просветите его аккуратнее! – приказал Магнус. – Проверьте все его воспоминания, день за днем. Не упускайте ни малейшей подробности. Вы уже поняли, что нас интересует?

Мандштейн в растерянности взглянул на холодные лица присутствующих. А девушка, казалось, наслаждалась его унижением. «Вонючая ищейка, – подумал он. – Ну что же, ищи себе на здоровье!» Девушка оскорбилась:

– Он думает, что эта работа доставляет мне удовольствие. Пусть поплавает в клоаке, тогда узнает, что это за работа!

– Просветите его! – повторил Магнус. – Уже поздно, а у нас еще много дел.

Она кивнула. Мандштейн ждал ощущений, которые показали бы, что просвечивается память, но ничего не почувствовал.

Прошло несколько минут, и вдруг девушка победно вскинула голову:

– Наблюдается погашение памяти. Выпадает ночь с тринадцатого на четырнадцатое марта!

– Вы можете преодолеть это препятствие? – спросил Магнус.

– Нет, для этого нужен эксперт. Кто-то целиком вычеркнул из его памяти всю ночь. Он ничего не знает о том, что делал.

Члены коллегии обменялись взглядами. Мандштейна бросило в пот. Ряса прилипла к телу.

– Вы можете идти, – сказал Магнус девушке.

После ее ухода атмосфера немного разрядилась, но Мандштейн продолжал трястись от страха. Он понял, что его уже осудили и приговорили за преступление, о котором он ничего не знал. И он вспомнил о всех случаях расправы с неугодными: о человеке с парализованными нервными центрами, о биологе, которого подвергли лоботомии, совершенно изменив его личность, о несчастном члене коллегии, которого продержали в регенерационной камере девяносто шесть часов, об эспере, которому трансплантировали в мозг электроды и с помощью электрошока превратили в слабоумного…

– Да будет вам известно, Мандштейн, – сказал наконец Магнус, – что кто-то проник в лабораторию продления жизни и сделал большое количество голограмм. Весьма чистая работа, но у нас есть там сигнальная система, и вы привели ее в действие…

– Клянусь вам, сэр, что я даже не помышлял переступить порог…

– Приберегите это для кого-нибудь другого. Во время работы вас неоднократно сняли инфракрасной камерой. Поэтому сомневаться не приходится. Вас послали сюда в качестве шпиона. А знали вы об этом или нет – это уже другой вопрос.

Один из членов коллегии вмешался:

– Недавно прибыл Кирби. С минуты на минуту он будет здесь.

– Интересно, что он скажет по этому поводу, – процедил Магнус.

В этот момент вошел Кирби. Он сутулился и выглядел лет на десять старше, чем в тот день, когда Мандштейн видел его у Лангхольта.

Магнус повернулся и раздраженно бросил:

– Вот ваш человек, Кирби! Что вы думаете о нем теперь?

– Он не мой человек! – ответил Кирби.

– Вы одобрили его перевод сюда, – сказал Магнус, – а он оказался бомбой замедленного действия. Кому-то удалось ее сюда засунуть, и она сработала. Этот человек заснял всю лабораторию и отдал материалы в чужие руки. Мои братья и я намерены просветить также и вас.

– Может быть, материал еще у него? – спросил Кирби, пытаясь перевести разговор в другое русло.

– На другой день после посещения лаборатории он вместе с другим аколитом ездил к руинам индейской деревни. Наверняка оставил голограммы где-нибудь там.

– Вы проследили их маршрут? – поинтересовался Кирби.

– Не будем удаляться от темы, – холодно парировал Магнус. – Сейчас нас интересует, кто за всем этим скрывается. Этот человек был рекомендован Центру, и сейчас нас интересует, где вы отыскали его и с какой целью прислали к нам.

Кирби бросил хмурый взгляд на Мандштейна, а затем на Магнуса:

– Я не могу нести ответственность за этого человека и перевод его сюда. В феврале он написал мне письмо, в котором просил освободить его от обязанностей, исполняемых в общине, и перевести в Санта-Фе. Он обошел при этом своего начальника, поэтому я вернул его письмо в общину, порекомендовав приучить этого человека к дисциплине. А несколько недель спустя я получил указание перевести его в Центр. Я был удивлен, но тем не менее подчинился. Вот и все, что я знаю о Кристофере Мандштейне.

Магнус поднял указательный палец:

– Минутку, Кирби! Вы же начальник округа. Кто вам дает инструкции? И как вы можете помимо своей воли осуществлять переводы?

– Инструкции исходили из более высокой инстанции.

– Трудно в это поверить, – съязвил Магнус.

Несмотря на всю тяжесть своего положения, Мандштейн с интересом прислушивался к этой перепалке между высокопоставленными лицами. Он и сам никак не мог понять, какими судьбами очутился в Санта-Фе. Теперь же выяснилось, что и другие этого не знали.

Кирби стоял на своем:

– Инструкция исходила из источника, о котором мне не хотелось бы говорить.

– Вы заставляете сомневаться в вашей искренности, начальник Кирби! воскликнул Магнус.

– А вы злоупотребляете моим терпением, Магнус, – отрезал Кирби.

– Мне просто очень хочется знать, кто заслал к нам этого шпиона.

Кирби тяжело вздохнул.

– Ну хорошо, – сказал он. – Я открою вам все: инструкция исходила от самого Форста. Именно Ноэль Форст позвонил и сказал, что ему хочется видеть Кристофера Мандштейна в Санта-Фе.

Допросы на этом не прекратились. Мандштейна просвечивали другие эсперы, пытаясь проникнуть сквозь блокаду памяти. Но успеха не добились.

Пустили в ход медицинские препараты. Мандштейну ввели лошадиную дозу сыворотки правды и допрашивали, допрашивали без перерыва. Его вынудили раскрыть всю свою душу, обнажить все слабости и дурные наклонности. Но ничего определенного не нашли. Четыре часа в регенерационной ванне тоже не дали результата, если не считать того, что Мандштейна превратили в полутруп, который уже нельзя было даже допрашивать.

И та, и другая сторона дошли чуть ли не до исступления. Мандштейн готов был признаться даже в том, чего не совершал. И признался-таки, чтобы обрести наконец покой. Но эсперы вновь просветили его и уличили во лжи и трусости. Он понял, что каким-то образом попал в руки врагов Братства и заключил с ними договор, который и выполнил, не подозревая об этом. Его очень беспокоило то, что некоторая часть воспоминаний совершенно стерлась.