Роберт Силверберг - Живописец и оборотень

– Здравствуйте, – беззаботно сказал он. – Вы не возражаете, если я буду собирать здесь клубни?

Метаморф ничего не ответил.

– Здесь неподалеку моя хижина. Зовут меня Терион Нисмайл. Я занимался психогенной живописью в королевстве Кристальных городов.

Метаморф по-прежнему молча разглядывал его. Но вот на его лице мелькнуло какое-то непонятное выражение, он повернулся и с достоинством зашагал к джунглям, где вскоре скрылся из вида.

Нисмайл пожал плечами и опять принялся вытаскивать из грязи питательные клубни.

Недели через две он встретил другого метаморфа, а может, это был тот же самый. Нисмайл сдирал в этот момент кору с лиан, намереваясь сделать веревку для ловушки на билантонов. Абориген снова как призрак бесшумно возник перед ним и некоторое время молча рассматривал его издалека, как и в прошлый раз стоя на одной ноге. Нисмайл опять попытался вызвать это необыкновенное существо на разговор, но при первых же его словах метаморф исчез так же бесшумно, как и появился.

– Подождите! – крикнул художник. – Я бы хотел поговорить с вами.

Но рядом уже никого не было.

Несколькими днями позже он собирал хворост и вдруг почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Боясь, что метаморф опять исчезнет, он быстро сказал ему:

– Я поймал билантона и собираюсь его зажарить. У меня слишком много мяса. Может быть, вы разделите со мной обед?

Метаморф улыбнулся (вернее, Нисмайл принял за улыбку ту загадочную тень, которая промелькнула у него на лице, хотя она могла означать что угодно) и, как бы соглашаясь вступить в контакт, вдруг изменил свой облик, став точной копией Нисмайла – та же коренастая фигура, те же темные проницательные глаза и черные, до плеч, волосы. Художник вздрогнул от удивления и неожиданности и испуганно заморгал глазами. Придя в себя, он улыбнулся и, решив согласиться на такую необычную форму общения, сказал:

– Замечательно! Мне всегда хотелось узнать, как вы это делаете. – Он поманил его рукой. – Пойдемте! Пока билантон будет жариться, мы поговорим с вами. Вы ведь понимаете наш язык, не так ли? – Было как-то непривычно вести беседу с точной копией самого себя. – Скажите что-нибудь. Здесь поблизости расположена деревня метаморфов? Или пьюриаров… – поправился он, вспомнив, что сами метаморфы называли себя именно так. – Здесь, в джунглях, много живет пьюриаров? – Он снова сделал манящий жест рукой. – Пойдемте в мою хижину. Мы разведем огонь. У вас нет вина? Вы знаете, вино – это единственное, чего мне здесь очень не хватает, хорошее, крепкое вино, которое делают в Малдемаре. Наверное, мне уже и не придется выпить его. Но ведь в Зимроле тоже делают какое-то вино, не так ли? Ну скажите хоть что-нибудь.

Но на лице метаморфа появилась похожая на ухмылку гримаса. Она придала ему какое-то грубое и странное выражение, не свойственное лицу Нисмайла, и метаморф принял свой прежний облик. Развернувшись, он зашагал прочь.

Нисмайл еще некоторое время надеялся, что тот вернется с вином, но так никого и не дождался. Странные существа, думал он. Может быть, они сердятся на то, что он обосновался на их территории? А может, наблюдают за ним, опасаясь, что его послали на разведку перед переселением сюда людей?

Странно, но пока он чувствовал себя в безопасности. Метаморфов всегда считали злобными и агрессивными. Конечно, они были непонятными существами, вызывающими у людей суеверный страх. Множество легенд ходило о набегах метаморфов на человеческие поселения. Это и понятно – издавна затаили в себе метаморфы горькую обиду и ненависть к людям, которые вторглись в их мир и выселили из родных мест в дикие джунгли. Нисмайл всегда считал себя чертовском доброжелательным, неспособным никому причинить зла, и поэтому надеялся, что метаморфы каким-нибудь внутренним чутьем поймут: он пришел сюда не как враг. Он очень хотел стать им другом. После стольких дней одиночества и безмолвия он с удовольствием пообщался бы с этими странными существами, может, даже написал бы кого-нибудь из них. Уже не раз думал он об этом – так хотелось снова испытать чувство творческого экстаза, когда душа, отделившись от плоти, соприкасается с полотном и создает на нем те образы, которые способен увидеть и почувствовать только он один! Теперь он уже не мечущийся от неудовлетворенности художник, каким был у себя на родине, и эта внутренняя перемена несомненно должна найти свое отражение в его работах.

Несколько дней он размышлял над тем, как ему завоевать доверие метаморфов, заставить их преодолеть ту скованность и пугливость, которые мешают установлению контакта. Со временем, думал он, они привыкнут к нему, начнут разговаривать, примут приглашение разделить с ним еду, а потом, возможно, кто-то согласится позировать…

Но шли дни, а ему больше не встретился ни один метаморф. Он бродил по лесу, с надеждой вглядываясь в густые заросли, спускаясь в глубокие, сырые овраги, но метаморфов нигде не было. Он решил, что поторопился установить с ними контакт и спугнул их. Правда, это несколько не соответствовало всеобщему представлению об их злобности и агрессивности. Но как бы там ни было, он постепенно начал терять надежду сойтись с ними поближе. В общем-то, Нисмайл не особо страдал от одиночества, но сознание того, что где-то рядом живут разумные существа, с которыми он не может посещаться, начало наводить на него тоску, вынести которую было нелегко.

Однажды теплым влажным днем, спустя несколько недель после последней встречи с метаморфом, Нисмайл купался в глубокой запруде, образованной ниже по течению реки нанесенной сюда галькой, недалеко от своей хижины. И вдруг он увидел стройную фигуру, промелькнувшую в густых зарослях голубоватого кустарника у самой воды. Он стал быстро карабкаться на берег, царапая о камни колени.

– Подождите! – закричал он. – Пожалуйста, не пугайтесь… не уходите…

Фигура исчезла, но Нисмайл продолжал судорожно пробираться сквозь кусты и через несколько минут увидел ее снова у огромного дерева с ярко-красной кроной.

Он резко остановился, увидев перед собой не метаморфа, а самую обыкновенную женщину, вернее, молодую, изящную девушку. Она стояла совершенно обнаженная. У нее были густые золотисто-каштановые волосы, узкие плечи, маленькая грудь и весело блестящие глаза. Она, по-видимому, совсем не испугалась его – лесная фея, которой, очевидно, доставило удовольствие вовлечь его в эту маленькую погоню. Пока он стоял, в изумлении разинув рот, она не спеша разглядывала его, а потом, звонко рассмеявшись, сказала:

– Вы весь поцарапались. Разве можно так неосторожно бегать по лесу?

– Я боялся, что вы исчезнете.

– О! Я и не собиралась убегать далеко. Вы знаете, я ведь уже давно наблюдаю за вами. Вы живете в той хижине, правильно?