Александр Гера - Набат-2

Скрывать не хотелось от себя: Любаша ему понравилась. Он нахмурился фривольным мыслям и заставил себя выбросить из головы глупости. В Ясенево везут интересную птицу. Даст Бог, она доставит его к сыну…

«А Любаша очень даже мила…»

«Подарок» Воливача имел неприметную и вместе с тем запоминающуюся внешность. Одень его в рядовую одежонку — унылый мастер с конвейера АЗЛК, где зарплату не платят полгода, приодень в мундир — генерал в расцвете лет и сил. Рост средний, крутые залысины, думающие глаза, резко очерченный рот. Одежда — кожаная куртка, брюки, расширенные книзу от шлиц. Руки за спиной в наручниках.

«Боец, — понял Судских. — Чтобы ноги двигались для удара».

Тем не менее назвать его рядовым исполнителем Судских не решался. «Подарок» тянул лет на сорок. В таком возрасте бойцов списывают в тираж или они заводят собственное дело.

— Имя, фамилия, отчество?

— Хотел бы вначале освободиться от браслетов, — вполне ровным тоном сказал задержанный.

— Будем джентльменами, — согласился Судских и снял оковы.

Напряженность его мускулов он ощутил интуитивно.

— Джентльменами, — напомнил Судских.

— А если мне и здесь места для занятий хватит? — вопросом ответил задержанный. — Судских Игорь Петрович. Высокая птица.

«Тогда сначала подрежем тебе крылья», — смерил взглядом задержанного Судских. Прошел к столу и вперился в смельчака. Тот схватился за виски и опустил голову.

— Понял, все понял. Не надо, — сказал он поспешно. — Шмойлов Юрий Дмитриевич, 1953 года рождения, директор ресторана «Аркадия».

— А точнее? Зомби ресторанами не командуют.

— Не надо, генерал, — попросил Шмойлов тихо. — Вы прекрасно понимаете, кто я и что я. Раскручивать меня бесполезно. На мне информация заканчивается. Даже ваше умение воздействовать на психику не поможет. Вы верно сказали: я зомбирован. Моя жизнь закончится, едва развяжется мой язык.

Судских согласно кивнул.

— Где мой сын, Юрий Дмитриевич?

— Ищите, — пожал плечами Шмойлов.

— Договорились, — согласился Судских и вперил глаза в глаза Шмойлова. Он сопротивлялся, его лицо искажали гримасы боли, поединок взглядов напоминал схватку борцов арм-реслинга. Шмойлов закрыл глаза, и все равно искаженное лицо выдавало нестерпимую боль от пронизывающего, кинжального взгляда Судских.

— Сдаюсь, — хлопнул обеими ладонями по столу Шмойлов, выдохнул глубоко. — Это нечестно.

— Что вы говорите? — наигранно-удивленно спросил Судских. — Мальчишку держать в заложниках — это в порядке вещей, отца шантажировать — благородный прием, а забираться преступнику в подкорку — это негуманно. Не ожидали попасть ко мне на борцовский ковер?

— Я не имею права отвечать на ваши вопросы, — глухо промолвил Шмойлов.

— А я не имею права не знать правду, — жестко возразил Судских. — Психотропными препаратами я не пользуюсь, значит, гуманность соблюдена. А читать ваши потаенные мысли — тут вы мне не указчик. Если насилия избежать невозможно, расслабьтесь и получите удовольствие. Слышали совет для попавшихся?

— Но я же сразу погибну!

— А вы будьте паинькой! Это во-первых. А во-вторых, по законам вашей организации расколовшихся списывают.

— Нет, не списывают, если я не поддамся, — настаивал Шмойлов. — Мы живы, пока молчим.

— Кстати, исповедоваться вы уже начали. А про молчание вы интересно трактуете. Молча всю страну подмяли и недоуменно вопрошаете: что же мы плохого сделали? Когда-то и я был сторонником интернациональной политики. Все мирно уживаются друг с другом, каждый верит своему Богу, везде божья благодать. Только не получается пока, Юрий Дмитриевич, слишком свежи раны самого Иисуса Христа и нанесенные его учением. Кажется, что плохого, если Россией руководит швед, китаец или житель солнечного Израиля?

— Русичи когда-то самостоятельно призвали Рюриковичей, — возразил Шмойлов.

— Старая сказочка, дающая право утверждать молву о второсортице русских, — жестко ответил Судских. — Рюрики были варягами, но никак не норвежцами. Варяги — от слова «варяжить», нападать. Позже подобным образом стали называть жителей Скандинавии. Это была в древности западная ветвь славян. И не спорьте со мной, мне доводилось бывать и тысячу лет назад на земле, и на много лет вперед. Белые пятна в истории в наше время стираются успешно благодаря виртуальным возможностям. Лучше ответьте мне на поставленный вопрос: что плохого, если вашей страной станет управлять китаец или Китайцев?

— Вам виднее, — уклонился от ответа Шмойлов.

— Верно, — кивнул Судских. — Потому что я — русский. А китаец этого не видит и всюду станет вживлять китайскую философию, свой образ жизни и мышления. Что плохого — спросите вы? А то, что думающих русских китаец постарается сделать духовными кастратами, а упрямцев, которым ближе изба, а не фанза, кастрируют натурально либо заставят пользоваться презервативами, чтобы не рассуждал и себе подобных не плодил. Хорошая мысль? Презерватив на голову — и все китайцы. В принципе любой завоеватель ничего плохого не желает побежденным. Одних вырезал, чтобы хлеба всем хватало по карточкам, других крова лишил, чтобы не размякали от лени, третьих солдатам на потеху отдал, чтобы солдаты повеселели, а в целом — поработил, сделал людьми второго сорта и лучшие земли заселил своими китайцами. Так вот, Юрий Дмитриевич, я не желаю быть второсортным и никто из моих соплеменников не желает, кроме подобных вам зомби.

— Как вас понять? При чем тут наше правило кодировать каждого члена организации и червячная масса рядовых обитателей? — возмутился Шмойлов.

— Какой вы, право, непонятливый! — усмехнулся Судских. — Зомбируют и чужеродной культурой, которую культурой-то можно назвать с натяжкой. Как говорится в народе, если кого-то ежедневно называть свиньей, он обязательно, захрюкает. Прекратим этот разговор, зомбированных не переубеждают. Вы меня хорошо понимаете. Сейчас я хочу знать места ваших явок, баз и где находится мой сын. Буду суров, предупреждаю сразу.

— Вам его вернут целым и невредимым, — глухо ответил Шмойлов. Он не казался сломленным, он выжидал, и Судских понял нехитрую игру профессионала.

— Когда? — спросил он. — Только без перечня условий.

— Завтра.

— Так быстро вы образумились?

. — Вы понимаете сами, я далеко не рядовой член. Могу самостоятельно принимать решения.

«Морочит голову и тянет время. Зачем?» — озадачился Судских.

— И вы можете дать мне честное слово? — спросил он, решив использовать свои возможности полностью. Первый вопрос предполагал искренность, пусть и наигранную. Но жесты, мимика…

— Да, я могу дать честное слово, — исподлобья смотрел Шмойлов на Судских, смотрел осторожно.