Владимир Петров - Горечь таежных ягод

— Надо поговорить, — поддержал Кадомцев.

На аллейке, что тянулась вдоль барака, появились двое. Один, в белой куртке, видимо, дежурный по кухне, другой, коренастый, круглоголовый солдат, осторожно нес что-то белое. Дежурный, забегая вперед и размахивая руками, вполголоса отчитывал солдата.

Когда они вошли в полосу света, падавшего из окна, Кадомцев ясно увидел, что в руках у солдата ничего, оказывается, нет: просто левая кисть была замотана белым полотенцем.

— Что случилось?

Солдат даже не поднял головы, а дежурный вздрогнул, увидев Кадомцева в распахнутом окне.

— Товарищ капитан! Дежурный по пищеблоку старший сержант Сулейманян. На завтрак готовится рыба жареная с картофельным гарниром.

— Я спрашиваю, что случилось? Куда идете?

— В медпункт идем, товарищ капитан. Для оказания первой помощи рабочему по кухне рядовому Микитенко. Додумался сунуть руку в картофелечистку. В этот самый барабан. И получил травму.

— Как это «додумался»? Что он, нарочно сунул руку? — строго спросил Кадомцев.

— Случайно. По неосторожности…

— Я же говорил! Я же предупреждал! — выкрикнул старшина из-за спины Кадомцева. — Говорил я вам об этом на инструктаже?

— Так точно, товарищ старшина. Я тоже предупреждал: закрой крышку и не лезь туда руками. Так этот Микитенко, как укушенный, ну ничего не понимает! Смотрит, слушает, а понимать не хочет. По глазам видно — в них какое-то состояние невесомости отражается. Две тарелки разбил. Хорошие такие тарелки, из офицерского буфета. Фирменные. Я ему говорю: Микитенко, почему на ходу спишь? На гауптвахте не отоспался разве? Или еще захотел?

— Ладно, — сказал Кадомцев. — Идите на перевязку. Я сейчас приду.

Наблюдая за сборами Кадомцева, старшина курил, прислонившись к оконному косяку.

— Я этого Микитенко хорошо знаю. Трудный характер. За день если слово скажет, и то хорошо. Обидчивый до невозможности. Конечно, он сегодня не в себе: вон как утром его начальник штаба перед всем дивизионом отчитал. И поделом.

«Поделом-то, поделом, — подумал Кадомцев. — Только обидного ему, пожалуй, отпущено было сверх меры, с пресловутым довеском «в назидание». Старшина об этом не знает. Но Кадомцев-то знал.

Напрасно он не поговорил с ним после возвращения из Поливановки. Не получилось один раз, надо было попробовать второй и третий. Надо было. Не случайно же Микитенко таким долгим, неприязненным взглядом встретил Кадомцева, когда он ставил у сосны мотоцикл. Впрочем, это объяснимо, если предположить, что Микитенко неправильно истолковал цель его поездки в Поливановку. Ведь он мог подумать, что Кадомцев ездил в село доводить до конца дело, начатое лейтенантом Колосковым. Он наверняка так и подумал…

Кадомцев вышел на крыльцо и, минуя ступеньки, прыгнул прямо на влажный песок.

«В душу заглянуть не хватает времени…» — только что говорил старшина. А ведь Кадомцев слушал это как банальную истину, истрепанную отговорку. Ну а сам? Сам тоже, оказывается, не нашел времени сказать человеку несколько нужных слов. Очень необходимых слов.

Конечно, может быть, происшедшее с Микитенко на кухне — случайность. А если нет? Если солдат действительно переживает?

Дверь медпункта была распахнута настежь. Сквозь марлевую занавеску силуэтом вырисовывалась высокая нескладная фигура старшего сержанта Сулейманяна. Тоже переживает: с него, с дежурного, первый спрос.

Микитенко сидел посредине комнаты над тазом, на весу держа раненую руку, которую промывала Шура Хомякова.

— Ну, как обстановка?

Шура одернула наспех наброшенный белый халат, кивнула на свободный стул, приглашая Кадомцева сесть.

— Ничего опасного. Легкая травма кистевой мышцы. Укол мы уже сделали. Сейчас промоем, зальем йодом — и все будет в порядке. Придется немного потерпеть, но пациент у меня видите какой? Железные нервы.

Солдат безучастно глядел в окно. Что он там разглядывал?

Кадомцев нарочно зашел сбоку, сел на кушетку и поразился отрешенности, которую увидел во взгляде солдата: так смотрит иногда бесконечно усталый человек, слепо, не мигая, уставившись в одну точку.

Шура мазала рану йодом, однако Микитенко даже не поморщился, не отвел от окна пустого взгляда. О чем он думал сейчас?

— Товарищ капитан! — неожиданно подал голос дежурный по кухне. — Когда прикажете доложить подробно о происшествии? О халатных действиях рядового Микитенко?

— Не нужно, — сказал Кадомцев. — Можете идти. Продолжайте исполнение своих обязанностей.

— Значит, доложить рапортом? В письменной форме?

Сержант держал руку у пилотки и покачивался, балансируя на носках: стоять на узком пороге ему было неудобно.

— Идите… — тихо, сдерживая раздражение, сказал Кадомцев. — Понимаете: ничего не надо.

— Есть!

Полоски бинта ровно ложились на вытянутую руку солдата. Кадомцеву подумалось, что не случайно он несколько раз сегодня встречался в разных ситуациях с этими двумя людьми, с ними начинался, с ними заканчивается первый день его новой службы.

Шура закончила перевязку, вынесла таз, а Микитенко все сидел на табуретке, неестественно вытянув руку, сидел, словно загипнотизированный.

— Полотенце я сама завтра отдам старшине, — сказала фельдшер. — Вы слышите, Микитенко?

Солдат поднялся, медленно пошел к двери, но уже у порога остановился: наверняка хотел что-то услышать еще, хотел, чтобы ему что-нибудь сказали. Кто? Конечно, капитан Кадомцев.

Сержант Хомякова выжидательно смотрела на Кадомцева, и во взгляде ее был вопрос: почему он молчит, разве трудно сказать несколько слов? «Трудно, очень трудно, — поднимаясь, подумал Кадомцев. — Из сотни слов только одно искреннее, настоящее, именно его надо найти и сказать».

Кадомцев осторожно положил руку на плечо Микитенко, с удивлением ощутил: Микитенко сразу словно обмяк.

— Все нормально, Микитенко… Оступился — ничего страшного. Вставай и иди дальше. Поддержим, поможем.

Кадомцев досадовал на себя за то, что говорил все-таки не то, не те слова, которые ждет от него солдат.

— Ездил я сегодня в Поливановку… Говорил с председателем сельсовета и теперь знаю всю правду. Оправдывать тебя не собираюсь, а ругать — тебя уже ругали. Так что хватит об этом и говорить и думать. Ну, а рука заживет до свадьбы. Только не забудь пригласить нас с сержантом Хомяковой. Договорились?

Что-то дрогнуло в лице Микитенко.

— Так точно… — Микитенко судорожно глотнул воздух, собираясь что-то добавить еще, но ничего не сказал.

— Иди отдыхай.

Микитенко вышел.

— А свадьба будет? — спросила Шура.

Она сидела за столиком у окна. На столе разложены книги, конспекты, до их прихода она, очевидно, занималась, а потом накрыла все сверху белой простыней.