Александр Лавров - От Кибирова до Пушкина

Ее продолжение каламбурно введено в ссылке на источник; ср.: «Не пой, красавица… / (Мнение Пушкина)» (244) и «Не пой, красавица, при мне». — Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Л., 1977. Т. 3. С. 64.

Самойлов синтезирует фигуру стихотворца XIX века; возникает в стихотворении и словосочетание из первого эпиграфа — «Кто узнает, чего он хотел, / Этот старый поэт перед гробом!» (118), что позволяет приписать строки о потомках и Парфеноне фиктивному персонажу.

«Цель людей и цель планет — / К Богу тайная дорога. / Но какая цель у Бога? / Неужели цели нет?..» (324). Полагаю, что ни один из вариантов названия не сводился к «маскировке» (обману цензуры), но каждый актуализировал те или иные смысловые интенции текста. (То же касается и других «исторических» и «литературных», внешне уводящих от интимных и/или рискованных тем, заголовков в поздней лирике Самойлова.) Интересные соображения о последней версии названия («Батюшков») см. в кн.: Рассадин Ст. Голос из арьергарда. М., 2007. С. 36–37 (критик, впрочем, делает акцент на противоборстве поэта с цензурой).

См.: Баранов В. В. А. И. Полежаев. Биографический очерк // Полежаев А. И. Стихотворения. М.; Л., 1933. С. 103. Об интересе юного Давида Кауфмана к личности и судьбе злосчастного автора поэмы «Сашка» свидетельствует дневниковая запись от 28 октября 1943 года: «Думал о „Солдате Полежаеве“» — Самойлов Д. Поденные записи. Т. 1. С. 191 (кажется вероятным, что задумывалась поэма). Полежаев привлекал внимание поэта и много позднее; см.: Самойлов Д. «Раздайся, вечность, предо мной!» К 150-летию А. Полежаева // Литературная газета. 1988. 3 февраля. С. 6.

О генезисе «Не пой, красавица, при мне…» см.: Летопись жизни и творчества Александра Пушкина: В 4 т. М., 1999. Т. 2. С. 383, 384; ср. также: Иезуитова Р. В. «Не пой, красавица, при мне» // Стихотворения Пушкина 1820–1830-х годов. Л., 1974. С. 121–138.

См.: Песни русских поэтов: В 2 т. Л., 1988. Т. 1. С. 600–601 (примеч. В. Е. Гусева).

Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 324. Об истории, вариантах («мелодия» или «Гармония») и семантических обертонах этого афоризма см. в новейшей работе: Кац Б. Одиннадцать вопросов к Пушкину. СПб., 2008. С. 7–31.

См. Медведева Г. О Пушкиниане Давида Самойлова // ЛГ-Досье. 1990. Июнь. С. 8.

Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 350.

Тот же «синтез» (со скрытой отсылкой к афоризму о любви-мелодии) будет осуществлен Самойловым в поэме «Старый Дон-Жуан», где герой не сразу припоминает былую возлюбленную (и супругу того персонажа, что предстает злорадным Черепом): «Какая Анна? / Ах, не та ли из Толедо? / Ах, не та ли из Гренады? / Или та, что постоянно / Распевала серенады? / Помню, как мы с ней певали / В эти дивные недели!». — Самойлов Д. Поэмы. С. 129–130.

Ср. в особенности соседство грубой (на грани пристойности) и изысканно иноязычной по происхождению лексики: «Конечно, дрянь! Но голос — адамант <���…> Но это пенье вороватой суки, / Ее бельканто…».

Ср. в стихотворении «Политрук» друга-соперника Самойлова: «Комиссаром тогда меня звали, / попом / не тогда меня звали, / а звали потом». — Слуцкий Б. Собр. соч.: В 3 т. М., 1991. Т. 2. С. 27. Законно гордящемуся «своей войной» Слуцкому важно подчеркнуть, что на фронте он был настоящим политруком, сражавшимся бок о бок с обычными солдатами и ими уважаемым, а не трусливым начетчиком (попом). «Комиссарскую» складку Слуцкий сохранял и после войны, что нередко вызывало ироническую реакцию; ср. эпиграмму «На друга-поэта» (1959): «Он комиссаром был рожден. / И облечен разумной властью, / Людские толпы гнал бы он / К непонятому ими счастью. / Но получилось все не так: / Иная жизнь, иные нормы… / И комиссарит он в стихах — / Над содержанием и формой». — Коржавин Н. На скосе века: Стихи и поэмы. М., 2008. С. 436. «Комиссарство» Слуцкого раздражало (временами — сильно) и Самойлова, что отразилось в его мемуарном очерке «Друг и соперник»; см.: Самойлов Д. Перебирая наши даты. М., 2000. С. 151–175. К сожалению, напряженный диалог поэтов обследован не слишком внимательно и, кажется, даже выявлен далеко не во всей полноте. В этой связи см. главу «Борис Слуцкий и Давид Самойлов» в кн.: Горелик П., Елисеев Н. По течению и против течения…: Борис Слуцкий: жизнь и творчество. М., 2009. С. 273–289. Некоторые соображения к теме представлены в статье: Немзер А. Стихотворение Давида Самойлова «Поэт и гражданин»: жанровая традиция и актуальный контекст // Немзер А. Дневник читателя. Русская литература в 2007 году. М., 2008. С. 419–461. Кажется вполне вероятным, что антитеза «Самойлов — Слуцкий» (легкость и артистизм — ангажированность и наставительность) обертонно звучит и в «Собачьем вальсе».

Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем: В 15 т. Л., 1981. Т. 2. С. 142, 143.

Подробнее об этом (в частности, о связи «пушкинского» стихотворения и отразившихся в дневнике раздумий Самойлова о семейной трагедии Пушкина с поэмой «Сон о Ганнибале») см.: Немзер А. Поэмы Давида Самойлова. С. 430–436.

См.: Парнас дыбом: Литературные пародии. М., 1989.

Левитанский Ю. «…год две тысячи». С. 458.

Очень многие «мрачные» исповедальные стихи не отдавались им в печать, причем не только из-за предполагаемых сложностей с цензурой. Внутреннее противоборство Самойлова «светлого» (гармоничного, жизнелюбивого, уверенного в своей правоте) и Самойлова «темного» (не умеющего любить, с тревогой глядящего в будущее, сомневающегося в себе) становилось более-менее ощутимым для наиболее внимательных читателей (и даже их озадачивающим), пожалуй, лишь с конца 1970-х годов («Пярнуские элегии»); этапным здесь видится «седьмая книга стихов» «Голоса за холмами» (1985).

Ким Ю. Собранье пестрых глав: Кн. 1. М., 1988. С. 247.

См.: Ласкин А. Ангел, летящий на велосипеде // Звезда. 2001. № 10; То же: Потомак (США). 2003. № 1–2; 2004. № 3–5. Отдельное издание: Ласкин А. Ангел, летящий на велосипеде: Документальная повесть об О. Вексель и О. Мандельштаме. Ваксель О. «Я недолго жила на земле…» Избранные стихи. СПб.: Стройиздат, 2002. Последняя публикация повести в книге: Ласкин А. Время, назад! Документальные повести. М.: НЛО, 2008.

Первоначально книга готовилась А. Ласкиным и Е. Чуриловой по копийным материалам, отложившимся в архиве А. Ласкина. Однако договоренность с Музеем Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, где хранится основной архив О. Ваксель (ф. 5), и подключение к работе И. Ивановой позволили не только опереться на оригинальные тексты, но и внести в текст существенные исправления и дополнения (оказалось, что при изготовлении копий А. А. Смольевский в целом ряде мест «отредактировал» оригинал).