Никита Благовещенский - Расчленение Кафки

Итак, у сенатора Аблеухова присутствуют черты и астено-невротической, и тревожно-мнительной акцентуации, причем последние преобладают. Невроза, как нам кажется, у сенатора нет, так как нет осознания болезни. Навязчивые действия и ритуалы, производимые сенатором, хотя и имеют невротический характер, то есть связаны с инфантильными травмами и фиксациями, помогают ему адаптироваться, но не воспринимаются им как болезненные. Элементы астено-невротического типа акцентуации личности, предрасполагающие к выходу в неврастению, выливаются не в невротическую симптоматику — астению, повышенную раздражительность, утомляемость, — а в психосоматические и соматовегетативные расстройства. В целом же сенатор Аполлон Аполлонович Аблеухов чувствует себя вполне комфортно.

Обратимся теперь к главному герою «Петербурга» — Николаю Аполлоновичу Аблеухову, сенаторскому сыну. У Николая Аполлоновича можно обнаружить истероидные и шизоидные черты характера, но ответ на вопрос, в рамках какого заболевания они проявляются, не столь однозначен. Мы предполагаем, что у Аблеухова-младшего истероидная форма психопатии, и попробуем это доказать.

Главная черта истерической личности — беспредельный эгоцентризм, ненасытная жажда постоянного внимания к себе, восхищения, удивления, почитания, сочувствия; предпочитается даже негодование и ненависть в свой адрес, но только не перспектива остаться незамеченным. Внешне указанные тенденции проявляются в стремлении к оригинальности, демонстрациях превосходства, в страстном поиске и жажде признания у окружающих, гиперболизации и расцвечивании своих переживаний, театральности и рисовке в поведении. Для шизоидного типа психопатии также характерны причудливость и парадоксальность эмоциональной жизни и поведения. Психопатических личностей шизоидного типа в жизни обычно называют оригинальными, чудаками, странными, эксцентричными. Эмоциональная жизнь шизоидных личностей малопонятна и необычна. Но мотивы их поведения отличаются от мотивов истероидов. Шизоидным личностям свойственны патологическая замкнутость, скрытность, и отчужденность от людей. Они предпочитают одиночество, уходят в себя и не могут в адекватной форме выражать эмоции и общаться. Истерические личности тоже могут выглядеть оригиналами и эксцентричными людьми, но их поведение рассчитано на то, чтобы привлечь внимание и вызвать удивление. Поступки шизоидов могут быть жестокими, но связано это не с садистической склонностью, а с неспособностью вникнуть в страдания других. Жестокость истерических личностей опять же связана с желанием обратить на себя внимание, вызвать лучше ненависть, чем безразличие.

Поступки Николая Аполлоновича не только жестоки, они преступны. Он совершает попытку величайшего преступления — отцеубийства. Подстрекаемый террористом-революционером Дудкиным и провокатором Липпанченко, Николай Аполлонович соглашается подложить бомбу сенатору Аблеухову. Только благодаря случайности сенатор остался жив. Именно потому что Николай Аполлонович решается на преступление, мы диагностируем его как психопата. Его поступки выходят за пределы нормального адаптивного поведения, они эксцентричны и жестоки. Он преследует свою бывшую возлюбленную, уже упоминавшуюся Софью Петровну Лихутину, переодевшись в красное домино, в маскарадный костюм маски Красной смерти, — образ, навеянный, вероятно, Эдгаром По. Поведение сенаторского сына эксцентрично, театрально. Эта театральность, расчет на внешнюю эффектность позволяют предположить у него все же истерический тип психопатии. Хотя поведение его во время, предшествующее описываемым в романе событиям, можно интерпретировать как носящее шизоидные черты: он бросает занятия в университете, отстраняется от прежних знакомых, в уединении в сенаторском особняке вынашивает планы мести Софье Петровне и отцу. Мы полагаем, что главные мотивы, движущие им, — это желание обратить на себя внимание, доказать своим революционным знакомым, что он человек слова и готов сдержать обещания, данные террористам. Конечно, это наше убеждение в том, что Николай Аполлонович страдал истерической психопатией, основывается не столько на строгих «математических» доказательствах, сколько на интуиции, но ведь часто и в реальной жизни диагноз психических и невротических патологий неоднозначен и зависит от субъективного фактора.

Перейдем теперь к самому противоречивому с психологической точки зрения персонажу — террористу-революционеру Александру Ивановичу Дудкину. С одной стороны, с ним все понятно, так как он как раз единственный персонаж романа, о котором сказано, что он сошел с ума, то есть о нем вполне можно говорить в психиатрических терминах. Симптоматика у него явно психотическая: галлюцинации преследуют его, он, подобно Ивану Карамазову, спорит с чертом. Кончает он тем, что зарезав ножницами провокатора Липпанченко, впадает в невменяемое состояние. «Видимо, он рехнулся» [166] Андрей Белый. Петербург. С. 386. , — замечает Андрей Белый. С другой стороны, Александр Иванович определенно осознает у себя начало болезни. «Александр Иванович еще припомнил, еще: именно: в Гельсингфорсе у него начались все признаки ему угрожавшей болезни; и именно в Гельсингфорсе вся та праздная, будто кем-то внушенная, началась его мозговая игра. Помнится, в тот период пришлось ему развивать парадоксальнейшую теорию о необходимости разрушить культуру, потому что период историей изжитого гуманизма закончен и культурная история теперь стоит перед нами, как выветренный трухляк…. Проповедь варварства кончилась неожиданным образом (в Гельсингфорсе, тогда же), кончилась совершенным кошмаром: Александр Иванович видел (не то во сне, не то в засыпании), как его помчали через неописуемое, что можно бы назвать всего проще междупланетным пространством (но что не было им): помчали для совершения некоего, там обыденного, но с точки зрения нашей все же гнусного акта;… во всем этом самое неприятное было то, что Александр Иванович не помнил, совершил ли он акт или нет; этот сон впоследствии Александр Иванович отметил, как начало болезни, но все-таки: вспоминать не любил» [167] Там же. С. 292–293. (под актом подразумевается целование зада Сатане, на что есть указания в первоначальном варианте текста романа [168] Гречишкин С. С., Лавров А. В. Примечания // Андрей Белый. Петербург. С. 678. ). На свою болезнь, на «мозговую игру», жалуется Дудкин Николаю Аполлоновичу: «Да той самой болезни, которая так изводит меня: странное имя болезни той мне пока неизвестно, а вот признаки знаю отлично: безотчетность тоски, галлюцинации, страхи, водка, курение» [169] Андрей Белый. Петербург. С. 91. . И свою революционную деятельность Александр Иванович осуществляет «во имя болезни» [170] Там же. С. 90. , во имя «общей жажды смерти» [171] Там же. С. 91. .