Игорь Беленький - Мэрилин Монро

Что утратил фильм, практически исчезнув в глубинах десятилетий? Качество. Не художественное, разумеется (по этому поводу и в ту пору никто не строил никаких иллюзий). Качество воздействия. Золотов еще утверждает, что все, что делает в этих первых кадрах Джордж Лумис, пронизано угрозой. Но угроза в «Ниагаре» создается только соответствующей музыкой. Приглушите ее, и останутся обычные бытовые действия. Лумис входит в спальню, поднимает сброшенную подушку , спокойно смотрит на «спящую» Роуз, выходит из спальни. Возможно, бреется (как считает Золотов). Все. И никакой угрозы. Но главное — эта угроза и ни к чему. Об отчуждении между супругами дала понять сама Мэрилин, притворившись спящей и отвернувшись от двери, в которую должен войти Лумис. Зрители тех лет, как следует разгоряченные рекламой («неистовый чувственный поток, который даже природа не в состоянии сдержать!»), требовали ее подтвердить. Отсюда с первых же кадров — угрожающая музыка. «Чувственный поток»? На то и «обнаженные плечи, дающие пищу воображению». В пятидесятые годы уже и их было достаточно, чтобы насторожить общественное мнение и организации, изо всех (финансовых) сил защищавшие общественную нравственность, — все эти Лиги благопристойности, Дочери американской революции и т. п.

Для зрителей пятидесятых было важно, что Роуз лежит в постели с сигаретой, что у нее кроваво-красные губы; цепкий зрительский глаз прослеживал этот цвет и дальше — на узком, обтягивающем платье, в котором Мэрилин всему миру показала свою знаменитую покачивающуюся походку. Сколько было потом переживаний и страстей по поводу этой походки, которую почему-то называли «горизонтальной», сколько дискуссий относительно того, откуда она взялась! При этом никого не волновал характер Роуз Лумис; критики утверждали, что она — стереотип похотливой женщины, да еще «себе на уме», а кто попроще, так и прямо именовали ее шлюхой (правда, пользовались при этом эвфемизмом «scarlet woman», что-то вроде блудницы). Впрочем, ненависти к ней никто не испытывал — просто определяли ее «место под солнцем». Но уж особенности колышащейся походки Мэрилин, ее качающиеся бедра, манера носить узкие платья обсуждались долго и истово, и это убедительнее всего показывает, сколь сильно нуждался массовый зритель, зажатый меж наковальнями нравственных догм, в повседневной свободе выбора того, что действительно нравственно. Носить или не носить узкие платья, подчеркивающие фигуру, красить губы призывным кровавым цветом или нет, курить или не курить — мелочи, из которых состояла и всегда будет состоять жизнь многих молодых женщин. Но в годы, когда нравственный выбор и в большом и в малом задается в качестве непререкаемого постулата и делается кем-то за всех остальных, из этих-то мелочей и начинает зарождаться подлинно массовая культура, связанная прежде всего с ощущением живого, настоящего, невыдуманного. Роуз потому и оказалась такой живой, невыдуманной героиней времени, что переняла стиль жизни Мэрилин, знакомой всем и каждому по миллионам экземпляров открыток.

Разумеется, Джин Питерс, получи она роль Роуз, сыграла бы ее гораздо лучше. Но она ее именно сыграла бы и тем самым уравняла бы с десятком других аналогичных вымышленных героинь. Никто не волновался бы относительно того, красит ли ее Роуз губы, курит ли в постели, ходит ли вызывающей походкой. Да она и не красила бы, не курила, ходила бы так, как и положено ходить в приличном обществе. И кто бы тогда вспомнил о фильме «Ниагара», где сюжетное напряжение создается… музыкой! Но из всех, кем располагали тогда голливудские студии, только Мэрилин могла привнести в фильм (независимо от его качества) себя — свои привычки, свою походку, свою манеру носить одежду. (Не зря именно ее, а не Джин Питерс уговаривал Хэтауэй сниматься в собственных платьях.) Только она обладала аурой, преображавшей, превращавшей ее личность (какой бы уж она ни была) в факт искусства, в явление культуры, придававшей ей в этом фильме завораживающую таинственность. И никакая актриса не могла ее здесь заменить. Переиграть — да, это было бы несложно, но собственной личностью, характером, манерами и привычками добиться художественного эффекта не смогла (и но сей день не может) ни одна актриса. Во всяком случае, в американском кино.

Режиссер Хармон Джоунс, работавший с Мэрилин на фильме «Пока вы молоды», говорил, что «походкой Мэрилин выражает больше, чем многие актрисы шестистраничным диалогом». Здесь и начинается разграничительная линия между актрисами и неактрисами, между кинематографом от театра и кинематографом от балагана (прототипа эстрады). Сегодня Мэрилин была бы идеальной героиней видеоклипов: в «Ниагаре» она проходит своей «развинченной» походкой через весь фильм, словно героиня песни (или баллады); ее Роуз сначала подпевает этой песне в дискотеке, а потом слушает заказанный (чересчур» поспешно) любовником перезвон колоколов на знакомую мелодию, знак того, что «устранение» Джорджа Лумиса прошло нормально. Кто ищет в Роуз — Мэрилин «криминальную» героиню, «роковую» женщину, «неодолимое плотское влечение» к которой толкает мужчин на преступление, тот уж чересчур всерьез и основательно воспринимает фильмы для массового зрителя. Именно так отнесся, кстати, к фильму и его режиссер Генри Хэтауэй, не увидев в замысле его именно песенное (балладное) начало. То есть песня (она называется «Поцелуй» и написана Лайонелом Ньюмэном и Хэйвеном Гиллеспи), как я уже говорил, в фильме есть и играет свою сюжетную роль, но — буквально, как часть этой криминальной драмы — внутрифабульно, внутриэпизодно, внутрикадрово. Между тем целое и часть здесь меняются местами: не песня — часть драмы, но драма — часть песни. Мэрилин оказалась героиней вовсе не криминальной драмы, а песни, для которой криминальные события с «не тем» убийством служат, как в клипе, декором, обстановкой.

Ведь драмы в фильме, по существу, и нет. Ее никто не переживает, ибо для нее нет причин. Зачем Роуз убивать мужа, если с ним проще развестись? Не в Италии же они живут, где не было развода (сейчас есть)! Положим, у ветерана войны, которому стать убийцей оказалось проще, чем жертвой убийства, были причины преследовать жену, ведь это она поручила своему возлюбленному убить его! (Хотя, надо признаться, из фильма я так и не смог понять, откуда Джордж узнал, что тот, кто хотел его убить, — возлюбленный его жены и что именно Роуз подослала к нему убийцу.) Но, во всяком случае, спасаясь не скажу от разгневанного, скорее, от действующего автоматически, словно робот, мужа, Роуз было совершенно необязательно прятаться в башне с заказанным колокольным звоном. Куда надежнее было бы искать спасения в полиции, ведь там уже знают об убийстве ее возлюбленного.