Владимир Владко - Аэроторпеды возвращаются назад

а) Безотлагательно выплатить денежные компенсации семьям убитых туристов в размере 200 000 долларов за каждого из погибших;

б) Выразить сожаление по поводу этого преступления советских пограничников, убивших невинных иностранцев;

в) Гарантировать в дальнейшем для всех иностранных туристов право пересекать советские границы без каких-либо формальных ограничений.

В случае невыполнения этих требований в течение 3 дней — Заинтересованные Державы оставляют за собой право решить вопрос теми средствами, которые потребуются для полного успокоения общественного мнения культурного мира, справедливо возмущенного ужасным инцидентом».

Так развивались события. Нота Заинтересованных Держав была безусловно ультимативной; логичным ее следствием была война — если Советский Союз не согласится на высказанные требования.

Два дня газеты всего мира только и обсуждали ноту Заинтересованных Держав. Обсуждение было тем более бурным потому, что советское правительство выжидало, имея в своем распоряжении три дня, как и было сказано в ноте.

Но уже на третий день телеграф принес ответ Советского Союза. Все газеты поместили его. Ответ советского правительства гласил:

«Правительство Советского Союза удивлено адресованной ему нотой Заинтересованных Держав, заключающей в себе очевидный ультиматум. Но, желая прежде всего предотвратить любые осложнения, советское правительство хотело бы еще раз попытаться прояснить вопрос. Всякое независимое государство имеет свои законы, которые не может нарушать никто — тем более иностранцы. Каждому известно, что пересечение границ страны может произойти только с разрешения правительства соответствующей страны. Доскональное расследование происшествия на Черном море показало, что погибшие туристы своими действиями нарушили все законы о переходе границ. Советские пограничники приняли все меры, чтобы остановить беглецов мирным путем — от сигналов до предупредительных выстрелов. Только после этого пограничники были вынуждены открыть огонь по лодке, бежавшей в Турцию. Поэтому не может быть и речи о выполнении требований, содержащихся в ноте так называемых Заинтересованных Держав. Вина лежит исключительно на самих туристах, и следовательно, Советское правительство не обязано платить какие-либо компенсации, выражать сожаление по поводу поступка туристов и, тем более, гарантировать туристам изложенные в ноте права. Никому не возбраняется путешествовать по Советскому Союзу при условии выполнения формальных требований; но предоставить туристам экстерриториальность, как того требует ультиматум, советское правительство, разумеется, не может. Советское правительство вынуждено еще раз подчеркнуть, что данный ультиматум является новой попыткой вмешательства иностранных государств во внутренние дела Советского Союза. Поэтому, отвергая данные требования, как совершенно невыполнимые, советское правительство еще раз выражает свое удивление по поводу направления ему подобной ноты».

Этот сдержанный ответ вызвал бурю статей и выступлений в газетах. Капиталистическая пресса клокотала шквалом оскорбительнейших ругательств в адрес Советского Союза. Более других свирепствовали газеты так называемых Заинтересованных Держав — Великосаксии, Швабии и Остерии. Они помещали портреты погибших туристов, пространные интервью с их семьями и откровенно требовали войны. Газеты яростно доказывали, что ответ советского правительства является доказательством пренебрежительного отношения большевиков к международным пактам и издевательством над Заинтересованными Державами.

Правда, ни одна из газет не указывала, какие именно международные соглашения нарушили советские пограничники. Но обратить на это внимание читателей было некому: на тот же четвертый день в Великосаксии и Остерии были закрыты оставшиеся коммунистические газеты и запрещено распространение советских изданий; в Швабии это было сделано уже давно. Создавалось впечатление, что события развивались по заранее обдуманному, стройному плану, который предусматривал программу действий каждой страны. Никогда еще в Европе не объединялись так быстро и без всяких разногласий государства, до сих пор яростно ненавидевшие друг друга.

Читая газеты, Дик Гордон невольно подумал:

«Точно все забыли о своих спорах, чтобы объединиться для борьбы с общим врагом…»

Особенно заметно это было на примере социал-демократических газет. Они прямо и открыто призывали оставить любые внутренние споры и мобилизовать все силы на то, чтобы заставить советское правительство выполнить требования Заинтересованных Держав. Эти же газеты называли предателями и изменниками коммунистов, которые энергично устраивали массовые митинги протеста против угрозы войны. Именно социал-демократические газеты первыми подняли вопрос о решительном запрете коммунистических партий в Европе.

В целом буквально все газеты писали одно и то же. И только в одном журнале, выходившем ограниченным тиражом и явно не предназначенном для широкого читателя, Дик Гордон прочитал любопытную статью под названием «Вопрос поставлен ребром».

В этой статье автор открыто говорил о настоятельной необходимости найти, наконец, выход из кризиса, охватившего весь капиталистический мир:

«Надо найти новые рынки, где можно было бы продавать товар, который теперь вынужден мертвым грузом лежать на складах. Где найти такие рынки?.. Ясно, не в капиталистических странах. Такие рынки можно найти только за нашими восточными границами. Тех, кто по доброй воле не открывает границы для свободной торговой конкуренции, следует заставить их открыть силой оружия…»

Намеки автора статьи были совершенно недвусмысленными. Дик усмехнулся:

— Вот, Джонни, что-то мне кажется, что собака зарыта не в вопросе гибели нескольких туристов, а значительно глубже. И эта статья может указать путь к тому месту, где на самом деле зарыта наша собака.

Однако разговор тут же оборвался, так как Дика Гордона вызвал профессор Ренуар. Войдя в его кабинет, Дик в удивлении остановился: профессор сидел за столом, одетый в военную форму с генеральскими погонами. Дик невольно выпрямился и стал по стойке «смирно». Профессор Ренуар улыбнулся:

— Вижу, лейтенант, вы не забыли воинский устав. Очень рад. Но полноте, излишнее подчеркивание военных традиций нам ни к чему. Дело ведь не меняется от того, одет я в военную форму или в гражданскую одежду. По крайней мере, для нас с вами. Мы будем работать так же, как работали до сих пор — только поле приложения нашего труда существенно увеличилось. Хочу сообщить, что с этого момента вы наряду со мной и другими моими сотрудниками являетесь офицером Первой армии Заинтересованных Держав. Таков приказ военного министра. В ближайшее время мы выезжаем. Вижу еще одно свидетельство вашей воинской корректности — вы не спрашиваете, куда мы отправляемся. Для вас это пока что — секрет. Вы получите соответствующий приказ.