Николай Волковский - 111 баек для журналистов

В основе деятельности Сытина лежало коммерческое начало. Он искал новые рынки сбыта, борясь с конкуренцией, совершенствовал свой «товар». При этом искренне и страстно хотел пробить толщу бескнижия и безграмотности. Он свято верил в свою страну и силу печатного слова. Сейчас доподлинно известно, что многие издания не приносили Сытину доход и выпускались из просветительских соображений. Люди, близко знавшие Ивана Дмитриевича, наблюдавшие его в работе, говорили о его «уме деловитости». Не купеческой, преследующей одну цель – барыши, а творческой, позволявшей осуществлять новые издательские проекты и строить масштабные планы. Особенно ярко сытинская деловитость проявилась в его непревзойденном умении не только издавать дешевые и красивые книги, но и с умом их распространять.

Диапазон применения байки.При обсуждении проблем психологии менеджмента массмедиа, организации продвижения издательского проекта.

Ветеран отечественной журналистики Д. И. Новополянский, более полувека проработавший в «Комсомольской правде» и «Правде», вспоминает о репрессиях 1930-х годов.

«…Меня, как и всех собкоров, случалось, допрашивали: “Сколько вы за июнь разоблачили врагов народа? А за первую половину июля?”. Редакцию подстегивали: “Смелая газета, а разоблачаете меньше врагов, чем другие”. В самые лютые времена, когда даже думать не разрешалось иначе, чем положено, были, однако, журналисты, которые пробивали дорогу правде. Отчаянно. Порой безнадежно. Прошения мнимых “врагов народа” редакция, помню, не пересылала, а наши сотрудницы сами относили их в прокуратуру лично Вышинскому с записками от редколлегии. Сотрудницы отдела писем неделями хлопотали, часами сидели у дверей, ожидая ответа…

За четыре года войны моя родная “Комсомолка” потеряла шестнадцать корреспондентов – больше других столичных изданий. Но еще больше людей арестовали в 1937–1938 годах. Почти всех ведущих сотрудников тогда без всякой вины бросили в сталинские лагеря…»

Мораль.Журналистика не была и не могла быть обособлена от жизни общества и государства и становилась важной частью системы произвола.

Комментарий.Наиболее полно дух партийной политики того периода в области прессы отразился на страницах журнала «Большевистская печать». Его публикации имели директивный характер. Так, в редакционной статье «Новые задачи», в № 4 за 1937 год, редакциям дано указание «ликвидировать свою собственную беспечность, свое собственное благодушие, свою собственную политическую близорукость. Это предполагает преодоление гнилых теорий, разоружающих и размагничивающих нашу бдительность, о которых говорил товарищ Сталин. Это предполагает повышение уровня большевистской самокритики и революционной бдительности» .

Установочный характер имела и передовая статья «Бдительность и еще раз бдительность!» в номере «Большевистской печати», который вышел после судебного процесса над так называемым троцкистско-зиновьевским террористическим центром, где всей журналистике ставились задачи выковать «большевистскую бдительность – самое острое орудие в борьбе с врагами». Каким образом следовать выполнять эти задачи? Анализ директивных публикаций того времени свидетельствует о существовании соответствующей программы. Прежде всего, требовалось освещать процессов «врагов народа» в погромном тоне. Работникам прессы предлагалось по-новому смотреть «на отдельные, так называемые производственные неполадки, аварии, крушения и взрывы» – не как на издержки неумелого руководства, безудержной гонки под флагом энтузиазма, а как на происки врагов. Рекомендовалось объявить поход «за создание таких условий работы на всех участках социалистической стройки, которые бы исключали самую возможность вредительства». В связи с чем «надо изо дня в день на конкретных примерах учить массы распознавать врага-двурушника, в какую бы тогу он ни рядился, какую бы личину на себя ни надевал».

«Большевистская печать» обращала внимание редакций на попытки проникновения «врагов народа» в журналистику. Дескать, они стремятся захватить в свои руки газеты, «притупить такое острое орудие борьбы, как печать, обратить его против партии», «пролезть в аппарат наших газет, журналов и издательств», что уже якобы произошло в Соцэкгизе, Белорусском Госиздате и т. д. Приводились «конкретные примеры». Журнал рекомендовал «еще и еще раз прощупать, нет ли среди редакционного коллектива, среди псевдорабкоров и в рядах авторского актива скрытых врагов, вроде «журналистов» Радеков, Сосновских, Роммов и Бухарцевых, Пикалей и Вернеров и прочих разоблаченных их мелких подручных…»

Рекомендуя прессе давать отчеты с митингов, публиковать отклики на процессы, письма трудящихся и резолюции коллективов, журнал советовал сопровождать их «боевым призывом – быстрее ликвидировать последствия троцкистского вредительства, бить врага стахановской работой, поднять на новую высоту социалистическое соревнование».

Диапазон применения байки.При обсуждении проблем истории отечественной журналистики.

Сергей Донатович Довлатов, эмигрировавший из Советского Союза в 1978 году, спустя три года выпустил книгу «Компромисс», в которой описал свою журналистскую работу в советской печати. В ней есть такая история.

«…Симпатичный стишок опубликован в “Вечернем Таллине”, в рубрике “Эстонский букварь», предназначенной для маленьких русских читателей:

Однако этот нейтральный, по мнению С. Довлатова, материал оказался политически некорректным.

«Звонит инструктор ЦК:

– Кто написал эту шовинистическую басню?

– Почему шовинистическую?

– Значит, ты написал?

– Я. А в чем дело?

– Там фигурирует зверь.

– Ну.

– Это что же получается? Выходит, эстонец – зверь. Я – зверь? Я, инструктор Центрального Комитета партии – зверь?!

– Это же сказка, условность. Там есть иллюстрация. Ребятишки повстречали медведя. У медведя добрая, симпатичная мордашка. Он положительный…

– Зачем он говорит по-эстонски? Пусть говорит на языке одной из капиталистических стран…

– Не понял.

– Да что тебе объяснять! Не созрел ты для партийной газеты, не созрел…»