Андрей Гусаров - Маршал Берия. Штрихи к биографии

А. А. Кузнецов

Кузнецова арестовали в кабинете Г. М. Маленкова 13 августа 1949 года, а дело вело Министерство государственной безопасности, где руководителем был тогда Абакумов. Этот бывший начальник «СМЕРШа», как я уже не раз подчеркивал, не был человеком Л. П. Берии – вождь заблаговременно удалил Всеволода Николаевича Меркулова, друга и соратника Лаврентия Павловича еще с 1920-х годов. Меркулов считал, что интриги против него плел и сам Абакумов, воспользовавшийся своим успехом в разгроме Наркомата авиационной промышленности и командования ВВС. Сталину понравился стиль работы смершевца, при помощи пыток и издевательств завершившего за месяц сфабрикованное дело авиаторов. Именно такой министр госбезопасности потребовался вождю для нового террора – потомок дворян Меркулов мало подходил на роль второго Ежова. Это подтверждал и сын В. Н. Меркулова: «По словам отца, его уволили с должности министра из-за мягкости. После войны, когда началась новая волна репрессий, Сталину на этой должности нужен был жесткий и прямолинейный человек. Поэтому после отца МГБ возглавил Абакумов».

Интересно, что свою чекистскую деятельность Абакумов начинал в Московской области, а с приходом в Наркомат внутренних дел Берии его перевели исполняющим обязанности начальника управления НКВД в Ростовскую область. Даже такая высокая должность, но в провинции, выглядела понижением. Конечно, Лаврентий Павлович отправил Абакумова подальше от Москвы, получив согласие Хозяина, который, в свою очередь, поставил себе фамилию Абакумов на заметку.

После разделения в феврале 1941 года НКВД на два направления, внутренние дела и госбезопасность, Сталин вспомнил о Меркулове, назначив его заместителем народного комиссара внутренних дел Союза ССР, то есть Л. П. Берии. Ко всему прочему, в 1943 году Сталин отдал Абакумову Управление Особых отделов, преобразованное в Главное Управление «СМЕРШ», занимавшееся контрразведкой и слежкой за военными в самом широком смысле этого слова, а руководителем НКГБ назначили В. Н. Меркулова.

Так Сталин уравновесил карательные органы: группе Берия – Меркулов, контролирующей внутреннюю безопасность, противостоял Абакумов, занимавшийся контрразведкой и, возможно, «присматривавший» за Лаврентием Павловичем. После войны вождь и вовсе убрал Л. П. Берию от непосредственного управления НКВД (позднее – МГБ), оставив за ним общий контроль над карательными органами.

Вернемся вновь к Кузнецову. «Ленинградское дело» на месте раскручивал под чутким руководством из Москвы Г. М. Маленков, и в конце сентября 1950 года в Северной столице прошел показательный судебный процесс. Министр госбезопасности В. С. Абакумов в секретной записке просит Сталина разрешить приговорить девятнадцать человек к расстрелу, двенадцать человек – к 25 годам тюрьмы, а еще пятерых – к 15 годам особых лагерей. Такое вот сталинское судопроизводство – вождь не только устанавливал списки своих жертв, но и утверждал будущие судебные решения.

Местом спектакля, походившего чем-то на постановку фильма Эйзеншейна об Иване Грозном, решили сделать Дом офицеров на Литейном проспекте – маленький зал, обвинители на высокой сцене, тусклое освещение, изможденные обвиняемые, признающие все самые нелепые обвинения. На телефоне в Москве – Сталин, следящий за важным для его плана процессом. В 0 часов 59 минут 1 октября 1950 года судья генерал-майор юстиции И. О. Матулевич закончил чтение приговора, и в этот момент произошло невиданное доселе зрелище – на осужденных набросили белые саваны, и охранники, ловко перекинув исхудавших в застенках людей через плечо, понесли их к выходу под испуганными взглядами присутствующих. Их тоже надо было напугать. К 2 часам ночи дело завершили – несчастных быстро расстреляли. И «будущее партии» – Кузнецова, а с ним и второго «любимца вождя» из числа новых кадров – председателя Госплана СССР Вознесенского Хозяин отправил к остальным своим политическими противникам. Всего репрессиям в Ленинграде подверглось 212 человек из числа руководства местной партийной организации. Ради этого разгрома Сталин даже вернул в Уголовный кодекс смертную казнь, отмененную им же в 1947 году.

Иосиф Виссарионович лично руководит репрессиями против ленинградцев, где Маленков с Абакумовым ударно проводят расследование. Сталин выносит приговор, который суд лишь озвучивает, а виноват во всем этом почему-то Л. П. Берия. Много позже в беседе с Чуевым Молотов произносит откровенную ложь: «Надо иметь в виду, что Берия боялся Вознесенского и очень был против него». Это просто смешно. Один – заместитель председателя Совета Министров, второй – председатель Госплана. И чего ж так боится человек, курирующий спецслужбы страны? Власти у Вознесенского ноль, да и боялись тогда в СССР только одного человека – Сталина. Это-то Молотов должен был помнить.

Так складывается интересная закономерность. Для проведения в 1930-х годах террора, массовых расстрелов и незаконных судебных преследований вождь зовет Ягоду и Ежова, Берии же достается работа по прекращению всего этого кошмара и приданию мало-мальской законности работе НКВД. Безусловно, в 1938 году не было и речи о полном свертывании репрессий – они продолжились и при Берии, и Лаврентий Павлович выполнял все приказы Хозяина.

В послевоенное время происходит аналогичная история – Берия и его люди оттесняются на вторые роли, а новый террор Сталин поручает Виктору Семеновичу Абакумову, выдвигавшему на руководящие посты своих смершевцев, например, небезызвестного М. Д. Рюмина, прозванного «кровавым карликом». Но век «нового Ежова» оказался вновь недолгим – уже летом 1951 года В. С. Абакумова арестовали, причем донос на него написал Рюмин. Как было принято в сталинском СССР, министра госбезопасности обвинили в сионистском заговоре и объявили изменником родины – слишком медленно раскручивал он «дело врачей» и «Союза борьбы за дело революции». При этом последнее дело быстро переквалифицировали в дело еврейских националистов, удачно подходившее под запланированное вождем «решение еврейского вопроса».

Вместе с Абакумовым арестовали его жену Антонину Николаевну Смирнову – в камере Сретенской тюрьмы она сидела с двухмесячным сыном. У несчастной от волнения даже перестало вырабатываться молоко, и кормить новорожденного стало нечем – следователи ходили на рынок за молоком.

Еще в 1947 году В. С. Абакумов в докладе И. В. Сталину писал:

«При допросе арестованного следователь стремится добиться получения от него правдивых и откровенных показаний, имея в виду не только установление вины самого арестованного, но и разоблачение всех его преступных связей, а также лиц, направлявших его преступную деятельность… <���…> Когда арестованный не дает откровенных показаний и увертывается от прямых и правдивых ответов на поставленные вопросы, следователь, в целях нажима на арестованного, использует имеющиеся в распоряжении органов МГБ компрометирующие данные из прошлой жизни и деятельности арестованного, которые последний скрывает. Иногда, для того чтобы перехитрить арестованного и создать у него впечатление, что органам МГБ все известно о нем, следователь напоминает арестованному отдельные интимные подробности из его личной жизни, пороки, которые он скрывает от окружающих. <���…> В отношении арестованных, которые упорно сопротивляются требованиям следствия, ведут себя провокационно и всякими способами стараются затянуть следствие либо сбить его с правильного пути, применяются строгие меры режима содержания под стражей.