Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 1

2) Если теперь мы зададим себе вопрос, к чему вообще относятся проблемы учения о мировоззрении, то мы, согласно предыдущим примерам, должны будем прежде всего ответить так: к мысленному отображению данных фактов и их связей. Даны объекты чувственного восприятия и законы их изменения и затем спрашивается, следует ли факты мыслить, как вещи или как явления, а их связи, как произведения, или как последовательности, или как категории. И то же самое относится и к другим пунктам. Но не забудем, что в мысленном отображении мы нашли сущность всякой науки (§2). Но там оно было средством, ибо интерес науки вообще направлен на установление и упорядочение фактов (§5), которые и являются настоящими целями. И не трудно увидать соответствие того средства с этими целями. Ведь мысленное отображение прежде всего, очевидно, служило для выработки порядка, а этот последний, в свою очередь, давал повод к новым установлениям фактов. Ясно, что никто не может непосредственно получить новых фактов тем, что он отобразит в мыслях старые факты. Но благодаря этому в нашем сознании может образоваться некоторый провизорный порядок их и через то может возникнуть побуждение разыскивать новые факты, входящие в этот порядок, как более далекие члены, и, таким образом, дополняющие его. Так, например, бывает тогда, когда историк представляет себе известные разрозненно переданные события, как части некоторого временного ряда, и видит в этом повод искать дальнейших событий, которые заполняют пробелы этого ряда; или когда химик, соединяя в одно целое ряд отдельных наблюдений, представляет себе, что какойнибудь элемент занимает определенное место в ряду элементов и благодаря этому начинает устанавливать отношения родства между этим элементом и другими промежуточными членами ряда.

3) Таким образом мысленное отображение, являющееся в других науках средством, в учение о мировоззрении становится самоцелью. Но это и показывает, что оно – вторичная наука; ведь только после того, как имело место сперва мысленное отображение для какихнибудь целей, оно, в свою очередь, может стать проблемой. Но как же все-таки оно может стать такой проблемой? По выше (§3) сказанному о биологической обусловленности всякого теоретического поведения только таким, очевидно, образом, что возникает интерес к самому процессу мысленного отображения, т. е. таким образом, что процесс этот, если он совершается лишь на службе частных наук, вызывает какую-то задержку практических или теоретических функций и, значит, причиняет ущерб органической или интеллектуальной жизни, порождая потребность в устранении этой задержки. Таким образом, и теперь уже мы можем сказать хотя бы следующее: учение о мировоззрении предполагает данным заранее состав частных наук и имеет задачей устранить те вредные явления, которые обнаруживаются в связи с происходящими в этих науках мысленными отображениями фактов. В чем заключаются эти вредные явления, а, значит, и определяющий задачу учения о мировоззрении интерес – это теперь можно будет установить без большого труда.

Интересом, доминирующим над учением о мировоззрении и определяющим его задачу, оказывается требование непротиворечивости. Поэтому учение о мировоззрении может быть определено как наука, имеющая задачей дать непротиворечивую связь всех тех мыслей, которые употребляются и в частных науках и в практической жизни для отображения фактов.

1) Вряд ли можно спорить против того, что непротиворечивость представляет, действительно, интерес в смысле предыдущего параграфа и что, следовательно, она пригодна для отграничения учения о мировоззрении. Ведь и не вдаваясь подробнее в анализ понятия о противоречии, мы можем заметить его биологическое значение. Если мы представим себе, что теоретические функции произошли из практических функций (§3. 1), то мы можем сказать, что как знание соответствует состояние уверенности и решимости, так противоречие соответствует состояние неуверенности и нерешительности в поведении, т. е. беспомощности. Но если даже мы представим себе эти теоретические функции первичными и самостоятельными, то невозможность реализовать противоречивую мысль должна вносить значительное замешательство в интеллектуальную жизнь и, следовательно, должна означать и заминку в соответствующих органических процессах. Остается, следовательно, только показать, что мысленное отображение фактов в жизни и в частных науках действительно приводит к противоречиям, неразрешимым в пределах этих частных наук, и что для разрешения их нужна поэтому особая дисциплина. Но ведь заранее можно указать на следующее два факта. Во-первых, в частных науках и в практической жизни одни и те же факты отображаются в зависимости от их специальных интересов с помощью различных мыслей и различных связей их. А так как здесь не имеется никакой контролирующей инстанции, то не может быть исключен такой случай, когда обнаружатся противоречивые результаты. Но раз возникли подобные противоречия, то они не могут быть устранены в пределах отдельных частных областей науки. Ведь источник их заключается в противоположности различных, вызываемых различными интересами, типов отображения, и ясно, что эта противоположность никогда не будет сознана тем, кто пользуется – и не может не пользоваться – всегда лишь одним из этих типов. Что это утверждение, при всей своей провизорности, соответствует действительному положению вещей, это можно подтвердить на следующем примере, который достаточно ярок и выразителен, чтобы показать, в чем заключается решающий пункт. Физик мыслит почти каждое содержание восприятия в связи с другими предшествующими и последующими содержаниями восприятия, как телесный предмет. Психолог, наоборот, мыслит то же самое содержание восприятия в связи с предшествующими и последующими представлениями фантазии, аффектами и пр., как состояние сознания. Но чтобы один и тот же факт мог быть как телесным предметом, так и состоянием сознания, это, без сомнения, является противоречием (по крайней мере до тех пор, пока оба эти понятия берутся в их обычном значении). И противоречие это не может быть решено ни физикой, ни психологией, ибо в физике, как таковой, не встречается ничего подобного состояниям сознания, а в психологии как таковой ничего подобного телесным предметам; поэтому ни в одной из этих двух наук указываемое противоречие не только не может быть устранено, но даже не может быть и почувствовано. На одном этом примере мы замечаем необходи мость занимающейся улажением конфликтов дисциплины и, вместе с тем, ясно видим задачу учения о мировоззрении. Но определив таким образом задачу нашей науки, необходимо несколько точнее отграничить область ее с различных сторон.