Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 4

В таком случае психология не есть основная наука. Правда, мы находим предметы всех наук вначале только, как собственное переживание, собственное восприятие, чувство, мысль, вывод, но все-таки различение объективного и субъективного ясно и неизбежно.

Но, конечно, при этом нужно еще рассмотреть два пункта, или сделать две оговорки.

Теория познания и логика, как и этика и эстетика, едва ли могут быть изложены, если не использовать при этом своеобразных особенностей развития индивидуального сознания, именно того, как отдельные возбуждения вступают во времени по психологическим законам в зависимости от тех или других обстоятельств в светлую точку сознания. Учение об умозаключении не могло бы быть оценено, если бы мы совершенно упускали из виду образование отдельных познаний, постепенное согласование отдельных наблюдений и суждений, например, суждения «М есть Р» с давно известным суждением «S есть М», и обстоятельства, которые направляют внимание на тождественность Я, таким образом приводя к знанию, что «S есть Р». Здесь, как и во многих других пунктах, изложение нормативных наук предполагает психологические факты. И если главное при этом, в нашем случае, например, принудительное начало в умозаключении, не относится к субъективности и не может быть объяснено из психологических оснований, как мы выше определили это понятие, то все же ясно, что мы, неспособные, так сказать, вылезть из своей кожи, принимаем эту точку зрения всегда, как исходную, как естественную основу и предпосылку.

И именно поэтому, с другой стороны, психологическое навязывается нам, как самое важное, от чего в конечном счете все зависит. И в самом деле, для нас прежде всего важно и в конечном счете также сохраняет значение то, как все совершается в каждом отдельном человеке, как могло случиться, что я, мои дети, мои ученики, другие люди вообще в данном случае сознаем в себе те или иные суждения, убеждения, чувства, волевые акты, и как мы, другие люди, понимаем их поведение, может быть даже лучше можем взвесить его. Но это все-таки не дает нам права ввести психологию в систему наук, как основную фундаментальную науку.

Если понимать название психологии в том первом выше указанном смысле науки об индивидуальном сознании и обо всем, что в нем есть, т. е. в том смысле, что к ней относится все, то все же пришлось бы, в силу характера предмета, изложенного нами, строить еще и психологию в более узком смысле. Интересы терминологии требуют сохранения названия психологии за последней.

То действительное, что можно разуметь под словом душа, и к чему можно отнести это слово, не примешивая метафизических учений, есть индивидуальное сознание, индивидуальное в виду пространственной и временной определенности, но тем не менее мыслимое без принадлежащего ему тела, которое, ведь, относится к сфере объективного. Что индивидуальное сознание не имеет реального существования без тела, но только может быть мыслимо в абстракции без него, само собой вытекает из сказанного выше; но обыденная метафизика, помимо веры в бессмертие, мыслит свою душу так, как будто она обладает телом и находится в многообразном взаимодействии с ним. Моя поправка к метафизическим догмам о субстанции души и необъяснимом commercium animae et corporis не может помешать тому, чтобы сделать индивидуальное сознание объектом исследования, отвлекаясь от определенной части пространства, занимаемой телом, и принимая во внимание только то, какие субъективные содержания сознания обусловливаются данным телом, его особенными качествами и внешними влияниями на него.

Задача психологии, таким образом, состоит в исследовании законов и условий, от которых зависит то, что у каждого индивидуума как раз такие, а не иные содержания занимают наиболее светлое поле сознания. Что это в самом широком размере зависит от телесных явлений и свойств, известно. Но как ни ценно знание этих зависимостей, мы все-таки не должны упускать из виду, что никогда нельзя понять из самих таких телесных явлений, что за ними должны следовать такие-то субъективные содержания сознания, например, такая-то мысль, такое-то настроение; все это мы должны раньше узнать из нашего сознания и тогда уже приблизительно познать в определенных границах зависимость этих явлений от жизни тела. Но эта признанная «зависимость» далеко еще не означает, что тело есть нечто первоначальное и из себя производит те содержания сознания. Поэтому существует неотложная задача исследовать названные содержания или, как говорят, явления сознания, расчленить их, установить на основании опыта все, что есть в этой области, описать их, сгруппировать и сделать, разумеется, расчленение так, чтобы при этом выступила вперед внутренняя зависимость различенных элементов и моментов.

Физиологические факторы сохраняют свое право, но бывают связи душевных явлений, которые ясны сами по себе и не дают основания предполагать даже отдаленную сводимость к физиологическим условиям или не требуют эксперимента в психологической лаборатории.

Если бы мы не переживали непосредственно принудительности в умозаключении (т. е. принципа тожества), то не было бы вообще науки, и если бы мы не знали прямо, как чувство связывается с представлениями или восприятиями, или как желание принуждает и толкает совершить поступок, если бы мы не знали всего этого и без доказывающих экспериментов, то понятие психологии не могло бы совсем возникнуть 13.

Гносеологическая оценка чувственных явлений подвергалась в новейшей философии своеобразным изменениям. Для рационалистов до школы Вольфа чувственные качества представляют нечто в самом себе неясное, и потому недействительное. Даже пространственную протяженность, которую Декарт еще считает ясным и отчетливым представлением, Лейбниц и – еще более решительно – Вольф понимают, в виду разностного порога, как спутанную перцепцию. Кант, напротив, в явлениях, оформленных пространством и временем, видит истинные предметы науки и признает за ними эмпирическую реальность. Наконец, влиятельные современные мыслители, как Мах, вообще уже не знают другого бытия, кроме бытия явлений. Они и суть искомая действительность, единственные «элементы» вселенной. Ни за, ни перед, ни над ними нет ничего ни физического, ни психического, что не входило бы без остатка в явления. Атомы и энергия математической физики – для них лишь абстрактные вспомогательные конструкции без всякого реального значения. Таким образом реабилитируется в сущности старый реализм, принимающий вещи, как они являются, за действитель– ные, и последняя мудрость учения о познании совпадает с примитивной исходной точкой всякого размышления.