Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 14

Но если за этическую цель принимается социальное состояние, осуществляемое путем совместной деятельности, то необходимо принять во внимание, что добрая воля всех не поддается учету. Действительные мотивы, которыми обыкновенно руководствуются люди в своем поведении, не являются исключительно этическими, но иногда противоречат высшему благу; осуществление должного встречает таким образом значительные помехи. Состояние, приближающееся к идеалу социальной жизни человечества, достижимо только в случае устранения этих помех и парализации противоречащих мотивов.

Но даже если у кого есть нравственное настроение, оно может утвердиться только после продолжительной работы над подавлением разнообразнейших не нравственных побуждений; нравственное настроение тем легче одержит победу в борьбе с ними и тем вернее окажется господствующим, чем более будет ослаблено сопротивление этих побуждений и чем более удастся направить их силы на служение самим же нравственным целям. Психологическими средствами для этого являются награды и наказания в самом широком смысле этого слова. Если деятельность на пользу высшего блага сопряжена с результатами, которые доставляют удовольствие также независимо от нравственного хотения и его мотивов, то вследствие этого вырастает сила ненравственных мотивов, содействующих высшей цели; если, в свою очередь, безнравственная деятельность вызывает не только то неудовольствие, которое присуще нравственному сознанию, как такому, но еще и неудовольствие, мешающее проявлению других наклонностей, то сила последних ослабляется.

И в самом деле, действительное исполнение нравственных законов в каком-нибудь обществе обеспечивается не только разумным познанием и вытекающим из него настроением, но еще и учреждениями, которые гарантируют соблюдение законов путем наград и наказаний, т. е. путем воспитательных мер в самом широком смысле слова. Хотя, вследствие этого, «счастье» индивида обусловливается не достоинством его в высшем моральном смысле, но оно все же ставится в зависимость от соответствия его поведения закону.

Если совместная работа на пользу общей цели не может производиться без разделения работающих на руководителей и руководимых, повелевающих и повинующихся, то на добровольное повиновение можно рассчитывать только в тех случаях, когда всякий по личному убеждению признает важность цели, всякий, благодаря ее хотению, соглашается с нужным для ее достижения порядком работ и всякий по собственному усмотрению исполняет работу, предписанную ему вследствие такого порядка. Программы общественной организации, исходящие из первоначального соглашения реализовать определенную цель, которую всякий желает для себя и ради которой всякий обязывается повиноваться начальству, сознательно полагают в основу – какова бы ни была названная цель – некоторую фикцию; ведь ясно, что такое отношение независимых друг от друга индивидов, где только через свободное соглашение один получал бы власть над другими, никогда не осуществимо, и на такое свободное соглашение всех никогда нельзя рассчитывать. В действительности во всяком человеческом обществе власть одного над другими, повиновение и подчинение существуют независимо от названных общих целей. Но самый этот факт делает возможным организацию, направленную на нравственные цели. Общие мотивы повиновения, которое фактически существует как в простейших, так и в самых сложных человеческих обществах, объясняются ближайшим образом различием сильнейших и слабейших, более интеллигентных и менее интеллигентных, более самостоятельных и таких, которые ждут, как бы другие руководили ими. То явление, что один руководит волей другого и указывает ему свои цели, обнаруживается, совершенно вне всякой зависимости от сознательной и общей цели, уже в играх детей, да и во всяком случайно составляющемся обществе. Здесь действуют частью эгоистические мотивы страха, надежды на помощь, доверия к защите, а частью – личные склонности, любовь, почтение; в результате получается зависимость одних, власть – других. Человеческое влечение господствовать, которому противоположна готовность других предоставить над собой руководство, есть мощный фактор во всяком соединении людей, и всякое человеческое общество, если только оно хочет быть прочным, должно всегда сначала связываться силою, и только затем уже эта сила, исключительно или преимущественно, направляется на достижение общих целей. И пока все не познают общих целей, только тот порядок, по совершенно верному изображению Спинозы, может рассчитывать на устойчивость, при котором индивиду выгоднее повиноваться, и где начальствующее имеют власть причинять неповинующемуся то зло, которого он наиболее страшится.

Хотя с идеальной точки зрения нормальным является только добровольное повиновение, в действительности, однако, осуществление всеобщей цели не может обходиться без дисциплины и принуждения; и притом – настоящего и подлинного принуждения во имя разума и против неразумия, а не только того, которому кто-нибудь сам согласился бы подчиниться ради достижения всеобщей цели. С этической точки зрения принуждение может быть оправдано в качестве необходимого средства воспитания; без воспитания же никто не бывает разумным; на нем одном основывается для каждого возможность нравственного воления. Этика могла бы, впрочем, удовлетвориться установлением понятия высшего блага и совершенной воли, направленной на него, и, описывая этот идеал, допускать только свободные действия. Но как только встанет вопрос, как при данных условиях осуществить высшее благо, она не может не признать, что при данных условиях совершенной воли нет у каждого индивида; в этом случае она теряет всякий смысл, если не хочет ставить своей задачей воспитание. Ведь если бы названная совершенная воля существовала в действительности, то на вопрос: «что я должен делать?» всегда существовал бы уже готовый ответ, и речь могла бы идти только о технических правилах.

Весьма разнообразны, однако, средства педагогики, вырабатываемые всяким человеческим обществом для достижения рисующегося ему высшего блага. Иногда индивид стоит перед угрозой наказания и невозможностью осуществлять свои частные цели иначе, как в пределах, ставимых ему общественной властью; иногда применяемые средства чаще всего лежат не в сфере чувственности и эгоизма, откуда черпают свое значение осязательные награды и внешние наказания, а вытекают из чувства чести. Наряду с стремлением господствовать оно служит источником самых могущественных мотивов к поддержанию общественного порядка. Уже в своем психологическом корне – нашей чувствительности к суждениям, которые произносят о нас другие, чувство чести выводит индивида за пределы его отношения исключительно к самому себе; побуждая нас подчинять наши хотения и поступки общему масштабу, оно оказывается в самом тесном родстве с первейшим условием нравственного настроения: признавать цели других равноценными нашим собственным. Благодаря чувству чести общая цель самым ощутимым образом становится также личным интересом каждого; это чувство может быть названо эгоистическим в тесном смысле слова лишь в тех случаях, когда оно является источником стремления приобретать свою честь ценою чести других.