Иван Ильин - Национальная Россия: наши задачи

А когда они увидели, что гвардия легла костьми на полях сражений и потеряла свой первоочередной состав, подумали ли они о том, что императорский трон потерял основной кадр своих ближайших защитников и что необходимо заполнить эту страшную брешь новым, идейно непоколебимым отбором? И сумели ли они убедительно доложить об этом самоотверженному Государю, или продолжали успокаивать его пустохвастливыми извещениями о «многомиллионном Союзе Русского Народа», не разумея ничего в событиях и подготовляя февральскую беззащитность трона?!..

А когда саботаж Сухомлинова, приписываемый почему-то его «легкомыслию», довел дело в 1915 году до великого крушения фронта, осмелилась ли эта «партия» представить Государю, что в неудачной войне бремя и ответственность главнокомандования не должны падать на Монарха; что большая стратегия требует воли, волевого мышления, опыта, знания и особенно полководческого таланта, а не только личного обаяния и благостного благородства; что всякая война есть только одна страница в истории народа, а Государь призван обозревать все ее страницы и не должен отдавать трон, этот вековечный источник национального правосознания, в залог успеха именно этой войны? Кто из тогдашних «партийных» монархистов был достаточно зрел, государственно дальнозорок и независим, чтобы «прямить Царю», не думая о личных последствиях?

Когда же совершилось неизбежное и Ставка не сказалась необходимым для войны волевым стратегическим центром (вспомним хотя бы отказ генерала Эверта от наступления на западном фронт в 1916 году!), несмотря на то, что армия была богата доблестными, опытными и вдохновенными полководцами; когда Государь почувствовал себя переутомленным, и, видя бунт петербургской черни и поведение Думы, заколебался о троне, – где оказались тогда представители этого, якобы, «многомиллионного Союза Русского Народа»? Поспешил ли их организационный круг к подножию трона, чтобы укрепить нервно переутомленного и семейно озабоченного Государя, чтобы дать ему хотя бы двадцатитысячный резерв верных и непоколебимых монархистов всех видов оружия, или же он сокрылся в безответственности и неизвестности, предоставляя Государю одиноко решать страшный вопрос? Кто из них решился сказать ему, что русские Основные Законы не знают права на отречение, что Помазанник вообще не отрекается от своего трона в час всенародной беды; что преемство трона в данный час не подготовлено и не обеспечено, что необходимо отстаивать трон как залог единства России; что отречься, значит развязать всю страну от трехвековой присяги и повергнуть ее в анархию, что есть еще верные люди и что они готовы исполнить свой долг до конца?! Таких верных и мужественных советников не оказалось у трона. Трон был ими изолирован, покинут, предоставлен своей собственной судьбе. Были командующие, советовавшие Государю отречься. Почему же не было мудрых офицеров и политиков, которые умолили бы не отрекаться, а бороться за трон, как источник национального спасения?!.

А потом, когда Государь и его семья остались одиноки в Царском Селе, – что сделала эта «партия»? Ринулась ли она на спасение трона? Пыталась ли она заставить членов Временного правительства и советский сброд – спасти Государя и увезти его за границу; найти те средства, которые оказались бы действительными и побудили бы революционеров чтить и беречь жизнь Государя и его невинных детей? Куда девались эти люди, умевшие дотоле расходовать только на один свой убогий журнальчик «Земщина» двести тысяч рублей ежегодной казенной субсидии? – А потом, когда Государя увезли в Тобольск, сумели ли они поставить вместо предателя Соловьева хоть одного своего верного человека для связи? – А трагедия Екатеринбурга? Что они сделали для ее предотвращения? Где они все в это время находились? Переодевались? Укрывались? Спасались? И предавали своего и всероссийского монарха?.. – И, наконец, когда опасность стала угрожать всем членам Династии, кто из этих «монархистов» пытался уговорить каждого из Великих Князей беречь себя не для себя, а для России? Кто из них сумел поставить династический вопрос на должную высоту, при которой быть членом Династии не значить иметь «право» на произвольное отречение, и не значит готовиться к пассивному революционному мученичеству, но значит быть обязанными занять трон в положенный час, готовиться к этому и считать себя органом общенародного спасения? И если никто из «верных» монархистов не подумал тогда об этом, то о чем же они думали? Да и думали ли они о чем-нибудь, кроме личного спасения?

Мне известно, что были героические исповедники, подобные московскому протоиерею Восторгову, шедшие на смерть и принимавшие ее; или подобно тому монархисту Матусову, которого я видел в подвале «чеки», где он во всех служебных орденах и в своих партийных значках вызывающе требовал себе расстрела за верность Государю. Но сколько бы ни было таких, – они не составляли того, в чем нуждалась Россия, т. е. продуманной, организованной и отстаивающей национальный трон политической партии. Такой партии в России не было.

История удостоверяет нам, что имелась партийная «головка», постоянно добивавшаяся от правительства то избирательных, то пропагандных субсидий, довольная обильным получением и отзывавшаяся грубыми выходками на недостаточное получение или на прямой отказ (см. у В. Н. Коковцова. «Из моего прошлого». II., с. 164–165 и др.). Но это и было не служение, а личное устроение; не партия монархистов, а группа вымогающих просителей; это была не опора трона, а собрание льстецов. И те из них, которым удалось впоследствии спастись за границу, промышляли этим и в эмиграции: «Если от вас не будет субсидии, то возьмем из другого источника, но тогда уже будем работать против вас».

От таких людей – ни тогда, ни теперь – не следует ждать для монархии ничего, кроме вреда. Монарху нужны люди дальнозоркие, умеющие разуметь знаки истории и верно предвидеть зарождающиеся опасности. Монарху нужны люди правдолюбивые, а не рисующие угодливо оптимистические горизонты там, где история нависает над людьми черной тучей. Государю нужны совестные советники, а не ловцы субсидий. Государю нужен кадр непоколебимых стоятелей, знающих, разумеющих, волею твердых, за которых дела говорят громче лукавых и льстивых слов.

России нужна была настоящая монархическая партия, а ее тогда не оказалось.

Почему? Как объяснить это?

Настоящей, ответственной монархической партии, с глубоко продуманной программой и верной, активной политической тактикой – в России перед революцией не было. Потому монархисты и не могли ни поддержать трон и династию, ни выдвинуть в роковые дни свой крепкий кадр, ни отстоять неприкосновенность и жизнь отрекшегося Государя. Русские монархисты полагали, что они призваны восхвалять, поздравлять, ждать распоряжений, угождать, демонстративно повиноваться, испрашивать субсидии и уверять в своей преданности; но самостоятельное политическое мышление, но государственная ответственность, но смыкание верного, активного кадра, но создание реальной, силовой опоры для трона – все это «не входило» в призвание «русской» монархической партии. Монархисты как бы «висли» на троне, но не составляли его социального и политического фундамента. И в тот момент, когда трон формально «замолк», оказалось, что монархисты рассыпались прахом и сошли на нет.