Михаил Жутиков - Проклятие прогресса: благие намерения и дорога в ад

Стоит напомнить, что злокачественное образование, губя больного, не успевает довести дело до метаморфозы его тела, до логической своей «простоты» – больной еще сохраняет видовой и даже индивидуальный облик, еще дышит, осознает, еще даже борется, – но важные функции организма поражены, и победа ускользает.

Природа точно так же может сохранять живой многовидовой облик, но быть уже опасно поражена. Сохранение видимости не равносильно сохранению жизнеспособности.

Не будем томить читателя.

Конечно же, взгляд наш не проникает (пока) в микроструктуру изменений, обследование напоминает разве поверхностный осмотр. Итог осмотра неутешителен: современная технологическая «опухоль» обнаруживает ряд признаков, свойственных злокачественному новообразованию. При отмеченной уже единственности пациента нельзя уверенно говорить о стадии заболевания, но лишь о направлении его развития: это направление злокачественного перерождения.

Отступление

Все это представляется невероятным. Могло ли технологическое развитие, еще вчера целесообразное (возбуждающее и теперь обильные надежды), обернуться столь серьезной аномалией? Поверить в подобное преображение будет возможно, если станет ясна его предопределенность. В подкрепление несчастливой метаморфозы существует своего рода «опора на причину».

Ниже мы попытаемся показать, что враждебность (не просто чуждость) синтетического мира живому (следовательно, человеку) коренится в самой природе научного знания. Но прежде отметим, что среди многотрудных проблем сравнительного диагноза особенно драматическая состоит в том, что организм земной природы не дает нам знать о своей боли. Неясно, можно ли говорить о возможности подобного ощущения применительно к природе. Что считать ощущением боли у природы, если ее крик беззвучен? Редкое дерево и редкий зверь страдали меньше, чем двуногий волк, но природа не жалуется – и не помнит зла. Она не враждебна человеку и не борется с ним, но лишь с выстроенным им – враждебным ей и нам – миром, однако и при этом как-то чудесно обтекая, осваивая его, пытаясь внедрить в него свою живую суть, переработать его в нечто подобающее, вернуть компонентам их прежнее, осмысленное значение. Крики жалоб? Безвинная и бессловесная, она своей наивной жизненной силой пытается удержать расползающуюся основу своего и нашего существования – но упорен сынок-победитель в искоренении той основы…

Может быть, «криком боли» следует считать монотонное нарастание концентрации углекислоты в атмосфере Земли и то, что вопреки ожиданиям теории это не приводит к более интенсивному росту растений? (См.: Моисеев Н.Н. Модели экологии и эволюции. М., 1983. Забавно, что эта теория оценивает повышение температуры атмосферы вследствие парникового эффекта на 1–2 градуса в десятилетие как вполне допустимое: бестактно интересоваться, допустил бы какой-либо теоретик такие же темпы для температуры собственного тела: ну, к примеру, чтобы к пятидесяти годам она достигла 46,6 градусов.) Среди вызывающих доверие современных прогнозов ближайших (в том числе парадоксальных) последствий парникового эффекта отметим анализ А.Карнаухова (см. «Парламентская газета» № 15, 2005 г.: «Мамонты уйти не успели. Успеет ли уйти человек?») В модели прогнозируются последствия таяния (уже начавшегося) арктических льдов, в результате которого более легкое пресноводное течение заглубляет Гольфстрим, с последующим ледниковым периодом в Европе. (Дело идет о ближайших трех десятках лет. Чтение крайне занимательное для энтузиастов «прогресса» и поборников «высоких технологий»). Отметим также научную работу В.Г.Горшкова, К.Я.Кондратьева и С.Г.Шермана «Устойчивость биосферы и сохранение цивилизации» (журнал «Природа», № 7, 1990 г.) В обеих работах (они, конечно, не единственны) можно видеть далекое от оптимизма понимание происходящего, опирающееся на количественный анализ фактического материала.

В ряду внешних симптомов физиологического заболевания есть и такой: ощущение боли является страдальцу на поздней стадии. До этих пор болезнь крадется «тихой сапой», исхитряясь блокировать механизмы сигнализации. Причина этого, можно думать, прямо связана с причиной самого заболевания. Если последняя (как полагают) состоит в том, что произведена подсознательная установка организма на самоуничтожение, то, стало быть, сигнализация излишня (стало быть – продолжим – и лечение излишне, если только оно не переменяет каким-то образом этой подсознательной установки). Как это ни парадоксально, но в последнем пункте дело обстоит небезнадежно, и мы рады ободрить читателя. Если развивать аналогию, то дело выглядит (или обстоит) таким образом, как если бы имела место «подсознательная установка» природы (и цивилизации вместе) на самоуничтожение. Но применительно к природе (если не принимать взгляд мистический) ее «подсознание» не может быть заключено нигде более, как в коллективном сознании людей. В таком случае соответствующая ее «установка» – если она состоялась – заключена в нашем разуме (вернее было бы сказать, в нашем безрассудстве), то есть до известной степени нам подвластна. Погибнуть ли цивилизации и природе – зависит от нашего сознания!.. Диагноз – не приговор!

Надо полагать, в душе читателя исподволь тлеет глубокое недоверие к кощунственным и мрачным выводам: мыслимо ли допустить, чтобы усилия лучших умов человечества (следует перечисление многих десятков только вершинных имен) были ложнонаправленны в своей основе, чтобы враждебность (не просто чуждость) синтетического мира живому (следовательно, человеку) коренилась в самих основах научного знания? Едва ли будут удовлетворены и те, кто с позиций Откровения Св. Иоанна не отыщет нового в наших суждениях – ибо «ничто не ново», а в неотвратимости наказания за гордыню научного псевдознания они заранее спокойно уверены. К тому же гипотетический наш диагноз попросту не хочется принимать: он крайне неприятен.

Новое все-таки есть, хотя, быть может, и не в суждениях, а в самом повороте дела, ибо кара ждет, как мы видим, не только (виновных) Содом с Гоморрой или не одних (невиновных) динозавров, но ровно ни в чем не повинную земную жизнь целиком! Новое – в том, что мы, кажется, в силах сокрушить эту жизнь, не нами созданную. Ведь сколько ни оспаривать термины, нельзя не видеть, что в теле бесценной нашей природы зародилось и разрастается, за ее счет, нечто, развивающееся по чуждым ей законам, по законам некой мертвой природы, тупо враждебное ей, слепо агрессивное и сильное. Совпадение же (чуть ли не буквальное) происходящего с библейским представлением о порочности и наказуемости «познания», неспособного довольствоваться открытым нам в полноте, скорее, подтверждает наш диагноз.