Генрих Иоффе - Революция и семья Романовых

«Республиканский центр» и, вероятно, «Союз офицеров» усиленно популяризировали имя Колчака. По словам меньшевика Н. Иорданского, его имя становилось «боевым кличем желтой – большой и малой прессы». Правые газеты выходили с призывами через всю полосу: «Адмирал Колчак – спаситель России», «Вся власть адмиралу Колчаку» и т. п. [235]И Колчак постепенно начинал держаться, «как сознательный вождь контрреволюционной военщины». Он сблизился с монархистом генералом Гурко и «другими монархистами» [236]. В число «других» входил, по-видимому, и Бермонт-Авалов. Во всяком случае, как утверждается в его мемуарах, летом 1919 г. он писал Колчаку в Омск о том, что рассматривает свою деятельность в Прибалтике как продолжение «совместной работы летом 1917 г.» [237].

Однако, примерно к середине июля 1917 г. контрреволюционная ажиотация вокруг имени Колчака постепенно пошла на убыль. Что же произошло?

В личной папке «верховного правителя», оказавшейся наряду с другими документами колчаковского правления у эсеровского Политцентра в Иркутске, а затем поступившей в советские архивы, сохранилась автобиография (правда, незаконченная) Колчака. Там он написал, что летом 1917 г. правительство Керенского, «желая избавиться» от его присутствия в Петрограде, охотно согласилось «на мой отъезд» в США по приглашению миссии Э. Рута (летом 1917 г. она находилась в России). Несколько яснее о том же самом писал некий «Анк» в статье о Колчаке, опубликованной 2 (15) июня 1919 г. в «Сибирской речи» (Омск). Еще летом 1917 г., говорится в статье, когда адмирал находился в Петрограде, именно с ним «как-то сама собой связывалась надежда-ожидание – не он ли сметет паяца Керенского». Но «его тогда испугались и выслали в Америку». В слове «выслали» имеется, конечно, определенная передержка. Надо, однако, отметить, что в уже упоминавшейся статье Н. Иорданского имеется свидетельство, в известной мере близкое тому, о чем писал «Анк». Иорданский утверждал, что «левые министры возбудили вопрос о привлечении его (Колчака. – Г.И. ) к ответственности» [238]. Но у нас нет каких-либо документальных данных, могущих подтвердить это. Скорее всего, было другое: с подозрением относясь к «активности» Колчака и той контрреволюционной шумихе, которая развертывалась вокруг его имени, Временное правительство решило не препятствовать его отъезду в США во главе небольшой военно-морской миссии. Он уехал из Петрограда в конце июля и вернулся в Россию только весной 1918 г. для того, чтобы вести борьбу с уже победившей Советской властью. Но, уезжая, в комитете «Республиканского центра» Колчак оставил своего связного – некоего лейтенанта Фомина. Этому лейтенанту Фомину в дни корниловского выступления будет поручено затопление морского канала баржами с камнем, для того чтобы блокировать возможный проход судов из Кронштадта в Петроград [239]. Что касается самого Колчака, то, несмотря на его отсутствие в России (в это время он еще находился в США), он будет включен в список проектируемого «корниловского» правительства.

В то самое время (начало мая 1917 г.), когда в Петрограде промышленно-финансовые воротилы – штатские люди «практической складки» – сговаривались о создании «Республиканского центра», в Могилеве (в Ставке) генералы и офицеры – военные люди не менее «практической складки» – готовились к открытию съезда, который должен был положить начало «Союзу офицеров армии и флота». Летом 1917 г. этот «союз» наряду с «Республиканским центром» станет еще одной крупной контрреволюционной организацией, через которую будет осуществляться практическая подготовка корниловского мятежа. И так же, как «Республиканский центр», он будет еще одним зерном, из которого позднее произрастет «белое дело»…

О «Союзе офицеров» известно значительно больше, чем о «Республиканском центре». Он издавал свою газету «Вестник» (с июля 1917 г.), распространял листовки, обращения и т. п. Часть этих материалов была приобщена к материалам Чрезвычайной следственной комиссии по корниловскому делу. Но архив «Союза офицеров», точнее, его главного комитета, который позволил бы судить о нем не только по официальным заявлениям, но и по тому, что происходило «за кулисами», отсутствует. Если верить одному из членов главного комитета «союза» – полковнику С. Н. Ряснянскому, этот архив при ликвидации Ставки осенью 1917 г. был увезен из Могилева в Новочеркасск, где он хранился на чердаке одного из домов. Но когда Добровольческая армия во главе с Корниловым зимой 1918 г. уходила с Дона в «Ледяной поход», хозяйка этого дома, по-видимому, уничтожила архив [240]. Однако сохранившиеся мемуары уже упоминавшегося нами полковника Новосильцева (он являлся председателем главного комитета «союза»), самого полковника Ряснянского и других активных членов «Союза офицеров» позволяют, как нам кажется, внести некоторые важные дополнения в то, что уже известно об этом «союзе» по исторической литературе.

Все началось в апреле. Приблизительно в середине месяца по фронту стало распространяться «обращение к офицерам», которое, как свидетельствует Новосильцев, было написано двумя офицерами Ставки – полковниками Прониным и Лебедевым. Пронин находился в Ставке еще тогда, когда верховным главнокомандующим был Николай II. Позднее, главным образом в эмиграции, его мысли и чувства вылились в ряд брошюр и статей верноподданнического, крайне монархического толка. Помимо этого, он активно подвизался в такого же рода эмигрантских организациях. Лебедев, по всей вероятности, в годы гражданской войны одно время занимал пост начальника штаба колчаковской армии и заявлял о себе как о беспощадном враге революции и большевизма. Эти краткие биографические данные в какой-то мере дают возможность судить о подлинных целях инициативы Пронина и Лебедева, проявленной весной 1917 г. Но официальное обращение, вполне легально распространявшееся по фронту и в тылу, не могло, конечно, содержать и намеков на их истинные замыслы. В нем провозглашалось, что «могучий Союз офицеров», создать который они призывали, должен строиться исключительно на началах аполитизма (армия вне политики!). Его главная задача – укрепляя «новые начала» в армейской жизни, не допускать в то же время потрясения «незыблемых основ военной организации», помогать командованию в борьбе против «разложения армии», укреплять «власть начальника» [241]. Короче говоря, дело изображалось таким образом, что речь идет о создании некоей «профессиональной офицерской организации», защищающей интересы офицерства и армии от проникающей в нее «анархии». Что касается отношения к Временному правительству, то «Союз офицеров» должен, безусловно, поддерживать его. Обращение содержало также призыв образовывать офицерские союзы на местах и делегировать их представителей на съезд в Могилеве, который должен собраться в мае.