Шарон Моалем - Властелин ДНК. Как гены меняют нашу жизнь, а наша жизнь – гены

Именно поэтому небольшой рост ребенка – или хотя бы подозрение на него – самая частая причина визита к детским эндокринологам. И дело не в том, что родители не будут любить своих детей, если те вырастут коротышками. Просто в современном мире рост стал одним из ходовых товаров. Рекомбинантный гормон роста научились производить уже больше полувека назад, поэтому сейчас для того небольшого числа детей, рост которых категорически запаздывает, терапия легко доступна. Уже достаточно многие родители понимают, что на рост их детей можно повлиять – а значит, теоретически дать им в будущем конкурентное преимущество. {161} 161 Ayyar V. (2011). History of growth hormone therapy. Indian Journal of Endocrinology and Metabolism, 15: S162 – S165.

Сегодня есть уже целый список отклонений, при которых показано применение искусственного гормона роста. С некоторыми из них вы даже познакомились в этой книге. И список этот только растет. От синдрома Прадера – Вилли (первое известное заболевание человека, связанное с эпигенетикой) до синдрома Нунан (заболевание, которое я заметил на ужине у Сюзанны, подруги моей жены, несколько лет назад). Исследователи постепенно показывают, что очень многие люди могут получить реальную пользу от инъекции искусственного гормона роста.

Часть этих нарушений весьма серьезна, и введение искусственного гормона – необходимая часть правильного лечения больных детей. Но во многих случаях применение таких препаратов (обычно в виде регулярной серии инъекций) специально направлено на решение проблемы низкого роста. Идиопатически низким считается рост, отстающий на два стандартных отклонения от среднего для текущего возраста ребенка, но без каких-либо признаков генетических, физиологических или пищеварительных проблем. Ну, по крайней мере, если врачи не смогли их выявить. Другими словами, это нормальные дети, которые просто оказались очень низкорослыми.

И вот это и беспокоит Арлана Розенблюма, одного из ученых из Университета Флориды, выявившего, что люди с синдромом Ларона страдают раком столь редко, что можно сказать, вообще не знают этой беды. Мы расспросили эндокринолога, есть ли у него опасения по поводу широкого использования искусственных гормонов роста в лечении детей. Ответил он одним словом – эндокосметология. Так Розенблюм (и постоянно растущий сонм его сторонников) называет использование гормонов роста в косметических целях {162} 162 Rosenbloom A. (2011). Pediatric endo-cosmetology and the evolution of growth diagnosis and treatment. The Journal of Pediatrics , 158: 187–193. . Например, для увеличения будущего роста ребенка. Но если искусственные гормоны уже прошли все возможные тесты и проверки (а их немало), то почему же мы должны беспокоиться?

Прежде чем ответить на этот вопрос, мне придется сперва рассказать о так называемом инсулиноподобном факторе роста‑1, сокращенно ИФР‑1. Этот фактор высвобождается, когда организм чувствует повышение концентрации гормона роста. ИФР‑1 не только способствует росту, но и повышает выживаемость клеток. И если вы просто хотите добавить ребенку пару сантиметров роста – это вполне помогает.

Но прежде чем применять искусственные гормоны роста, хорошенько подумайте. ИФР‑1 еще и останавливает апоптоз – запрограммированное клеточное самоубийство, – а в случае, если с какой-то группой клеток что-то пошло не так, это может быть очень опасно.

Или даже смертельно опасно.

С точки зрения Розенблюма, давая детям гормоны роста просто, чтобы они не были чуть ниже сверстников, мы подвергаем их ненужному риску – риску позже столкнуться с раком. Оценить степень этого риска мы сегодня пока не в состоянии, на это понадобятся десятилетия. А еще Розенблюм считает, что многие родители принимают такие решения из‑за агрессивной рекламы и маркетинговых кампаний производителей гормональных лекарств. И этот выбор на самом деле не имеет ничего общего ни со здоровьем, ни с будущим благополучием детей.

Сегодня рынок искусственных гормонов роста человека исчисляется миллиардами. Каждый год миллионы долларов тратятся на рекламные компании, нацеленные на заботливых родителей невысоких детей. В результате многие принимают решение применить недешевый препарат, чтобы поправить то, что поправлять вовсе и не нужно.

И если учесть, что люди с синдромом Ларона не болеют раком именно потому, что их тела не восприимчивы к гормону роста, стоит задуматься: а такая ли замечательная идея колоть детям искусственный аналог этого гормона? Стоит ли риск полученной выгоды? Если бы только больше родителей знало о синдроме Ларона… Может быть, тогда потенциальные косвенные канцерогенные эффекты от применения искусственных гормонов роста не оставались бы без внимания. И применение таких препаратов к детям, по сути, в косметических целях встречалось бы реже.

Когда синдром Ларона был только-только описан – а случилось это в далеком 1950‑м году, – никто и не предполагал, что именно он через несколько десятилетий позволит нам хоть краем глаза взглянуть на неуязвимость к раку. И, если уж честно, никто тогда не думал, что изучение редких болезней – нечто большее, чем медицинская разновидность эзотерического знания.

Однако небольшая семья, наследующая редкий ген, способствующий избыточному накоплению холестерина, дает именно ту информацию, которая нужна для прорыва поистине всемирного масштаба. Изучение людей с гемохроматозом, которым я занимался, дало человечеству новейший антибиотик сидеромицин. Такие истории нередки, а потому люди должны быть безмерно благодарны всем носителям редких отклонений, неважно, привели они уже к открытиям или эти дары еще только ждут нас впереди.

За годы своей работы я видел бесчисленное множество людей с редкими заболеваниями и их близких, но я не представляю, каково это – оказаться на их месте. Моя профессия дает мне уникальную возможность встречаться с самыми смелыми и решительными людьми в мире – родителями больных детишек. Они демонстрируют невероятные мужество и отвагу перед лицом страшных и непонятных диагнозов. А ведь эти страшные диагнозы – невообразимое испытание, требующее терпения и сострадания, не говоря уже о физической и эмоциональной выносливости.

Вот взять хотя бы маму Николаса Джен: сегодня многие называют ее «Мама Кунг-Фу» – за невероятную твердость и неусыпное отстаивание (пусть не всегда полностью мирное) прав своего сына. Однажды и я так назвал Джен, и она расцвела в улыбке, а Николас рассмеялся.

Внимательные любящие родители очень помогают врачам глубже проникнуть в суть заболевания их детей. Они знают: что бы не случилось, надо оставаться человеком. То есть жить, превозмогать трудности и любить ближних.

Находясь рядом со всеми моими удивительными пациентами и их родными, я понимаю, что учусь у них гораздо больше, чем они учатся у меня.