Александра Матвеева - Геополитическая концепция истории России П. Н. Савицкого

С переходом к прогнозируемой «депрессии» увязывался и политический кризис, который должен был вылиться или «эволюционировать», согласно теории Савицкого, во «вторую фазу революции», «где решающая роль принадлежит образованию к действию преследующих определенные цели групп, комплектующихся из лиц, выделившихся в процессе революции в качестве руководителей политического и технического аппарата» [782]. В этой стадии происходит смена правящего слоя (см: главу I).

Данная «закономерность» рассматривалась как влияние традиции месторазвития на политическое руководство Советского Союза. Причем, те, кто воспринимал ее, оказывались победителями во внутрипартийной борьбе. В этом был залог успеха В. И. Ленина, которого Савицкий, несмотря на явную неприязнь, считал патриотом: «патриотизм Ленина был связан с сознанием отсталости России – в экономическом и политическом отношениях» [783]. Кроме того, справедливо отмечалось, что Ленин часто прибегал к аргументам национального характера во время борьбы с интервентами [784]. В этом же – причины побед «интегрального коммуниста», и одновременно «евразийского националиста», но главное, настоящего патриота, по мнению Савицкого, И. В. Сталина [785]. Отметим, что под патриотизмом Петр Николаевич подразумевал также и стремление к утверждению мощи государства [786].

По убеждению евразийского лидера, Сталин осознавал евразийскую задачу построения особого мира России-Евразии, что «выступало» в его высказываниях о социалистическом строительстве, но «играя, на «национальной струне», он шел по другому, специфически коммунистическому пути» [787].

Савицкий подмечал, что именно Сталин первый стал культивировать «особый патриотизм» того Российского мира: «ни одна большая его речь не обходится без ярких образов из области русской литературы», чаще, чем другие он говорил о «русских большевиках», «русских посольствах» и т. д. [788]С 1936 г., по замечанию Савицкого, Сталин пытался насаждать «историчность» мышления, уважение к национальной истории в окружающей его среде [789]. Савицкий утверждал, что во многом благодаря Сталину «интернационализм официальной идеологии «преисполнен до краев национальными мотивами», что советская жизнь полна «пафоса Родины и пространства» [790]. Здесь он ссылался на «геополитические мотивы» поэзии и прозы в СССР («Много в ней лесов, полей, и рек…»).

Первую попытку перегруппировки сил Савицкий связывал с «зиновьевской» оппозицией 1925 г. [791]В борьбе с ней и с интернационалистом Л. Д. Троцким, Петр Николаевич поддерживал И. В. Сталина, стоявшего в центре вихря «национал-коммунизма». Савицкий отмечал: «Логика развития политики коммунистической системы несомненно на стороне оппозиционеров. Государственный разум русского и евразийского (т. е. всех народов Союза) государства – в данном случае – на стороне Сталина» [792](курсив мой – А. М. , подчеркивание – Савицкого П. Н. ). Ведь внутрипартийная борьба при этом, рассматривалась Савицким не только и не столько, как борьба за власть, сколько как борьба за пути развития России. В этой связи он придавал большое значение своевременному разгрому Сталиным Ленинградской организации. Поскольку это была война двух проектов будущего страны – Московского (сталинского), направленного на налаживание дружественных связей с буржуазными государствами для обеспечения внешнеполитической поддержки в условиях фашизации Европы, «в отречении от идеи немедленного «раздувания» «мировой революции»»; и Ленинградского – интернационалистского [793].

С другой стороны, «выстрел в Кирова являлся репликой на «нео-нэп» начавшегося в 1932 г., когда Сталин, по мнению Савицкого, углубил «евразийскую» направленность своей политики, выдвинув лозунг в 1933 г. «о необходимости сделать всех колхозников зажиточными», что рассматривалось евразийцами как путь к «нормализации» [794].

Неприятие левой оппозиции компенсировалось сочувственным отношением Савицкого к представителям правого уклона, как к «государственникам» и «ревнителям интересов особого мира Евразии внутри ВКП (б)» – той части партийного аппарата, на которую евразийцы хотели делать ставку в «национальном деле» преобразования Коммунистической партии в Евразийскую [795]. Отстаивая их позиции, евразийский лидер заявлял: «Правые хотели того же, что и Сталин, только путем меньших жертв и меньших осложнений» [796]. Он считал, что концепция Бухарина на 1930 г. в большей степени отвечает «демотичности», чем линия Сталина [797]. А в 1937 г. негодовал по поводу обвинений в адрес «почвенников» Бухарина и Рыкова в равнодушии к Отечеству [798]. Полностью разделял позиции «компетентного специалиста» Сырцова и Ломинадзе, «стоявших за трезвость в оценке положения и за некоторую осмотрительность в темпах» [799].

При этом Савицкий признавал их реальную угрозу Сталину, поскольку связи правых во всем административном аппарате были настолько велики, что вожди их и после устранения своего с командных должностей, продолжали фактически составлять подпольное «второе» правительство» [800].

Борьба с «правоуклонистами», по мнению Савицкого, являлась одним из признаков депрессии политического режима: «из истории известно, что падения личных режимов нередко происходят когда оказываются спутанными их карты, когда действительные сторонники режима становятся неотличимыми от его противников, которые могут объявлять себя первыми [801]. Частые перемены в составе руководителей ведомств СССР во 2-й половине 30-х гг. вызывали у него аналогии с министерской чехардой в последние годы Империи, рассматривалось как своеобразное продолжение традиции. В этой связи депрессия могла закончиться или разложением режима или перестройкой его.

В связи с репрессиями против «правых» П. Н. Савицкий критиковал «коммунистический монархизм» Сталина. Но эта политика, по его мнению, имела свой «исторический прообраз»: разгром правых Савицкий сводил к неприятию их критики как своеобразного рода «оскорблению его величества» [802]. Даже техника приветствия вождя напоминала евразийцу приветствие августейших особ в царской России.

К 1935 г. на поверхность советской жизни, по мнению Савицкого, выплыли своеобразные «консервативные» стремления, стало замечаться стремление жить как до революции [803]. Но поскольку для реализации такого «всеобщего» желания не было средств, в рамках советской социальной структуры стал выделяться новый «ведущий слой». Это, прежде всего, представители стахановского движения, которые пошли на трудовой подвиг, руководствуясь, по мнению Савицкого, стремлением повысить свой заработок [804]. Эта цель, по его мнению, отличала стахановцев от ударников первой пятилетки, работавших «за идею».