Алексей Югов. - Безумные затеи Ферапонта Ивановича

Он еще, видимо, хотел прибавить что-нибудь потяжеловеснее, но присутствие Ксаверии Карловны удержало его.

Мало-помалу Ферапонт Иванович выспросил у него все и узнал, что Силантий отступал с батальоном — где пешком, где на подводах, в надежде, что встретит где-нибудь за Омском своего капитана и доставит ему вещи в целости и сохранности. Так добрался он до Калачинска с имуществом капитана, а там отморозил ногу, и его, когда он попал в плен, отправили в Омск в госпиталь и отрезали ногу.

С гневом и болью рассказал Ферапонту Ивановичу Силантий, как встретил он Яхонтова на мосту и, как Яхонтов толкнул его в грудь, когда он бросился с костылем на Аннету.

Капустин долго молчал, когда Силантий кончил рассказывать. Душа его содрогалась от мерзости и подлости человека, которого он считал кровно благородным и мужественным. Теперь для Ферапонта Ивановича ясно было, что Яхонтов перешел на сторону красных и отдал им тетрадь о ночных дивизиях.

Силантий засобирался.

— Благодарю за угошшение, — сказал он, опрокидывая чашку на блюдечко и кладя на донышко огрызок сахара.

Он потянулся за костылями.

— Погодите минуточку! — вдруг остановила его Ксаверия Карловна и, выйдя из-за стола, позвала мужа в комнату.

Они совещались там долго.

Наконец, из комнаты вышел Ферапонт Иванович и, не имея сил скрыть свою радость и гордость жениной добротой, объявил Силантию улыбаясь:

— Знаешь, жена хочет, чтобы ты с нами поехал, а пока оставайся ночевать.

— Дак как же?!. Что это будет... куды вы меня денете? — растерянно, не веря своим ушам, забормотал Силантий.

— Ну, это ерунда!.. Устроимся... Ну, там помогать, что будешь... потом, может быть, сторожем или что... — сказал Капустин.

— Господи! да ведь как же это?!. Да ведь кто я теперь?!.. Куды я гожусь?!.. Шелуха жизни! — сказал Силантий, махнув рукой, и заплакал.

— Да брось, Силантий, что там говорить! — сказал Ферапонт Иванович, похлопав его по плечу. — Все мы, брат, теперь — шелуха жизни! Теперь вот такие, как твой капитан, те далеко пойдут! — сказал Ферапонт Иванович, представляя с горечью всю силу и энергию, и ум человека, погубившего его планы. — Да... он и у них далеко пойдет!..

— Ну, это ведь кто его знат! — сказал Силантий, подымая голову, и в голосе его Капустину почудилась угроза...

За городом мороз был особенно силен. Казалось, что полозья раздирают снег, и временами трудно становилось переносить этот звук. Ехали все время шагом. На первых «салагах», где сидел ямщик, сложено было все имущество Капустиных, уцелевшее от мены и продажи: здесь, в объятиях бархатного развалистого кресла стыдливо лежало стиральное корыто, показывая всем свою грязную спину; пимы — совершенные инвалиды по внешности — прятались от ветра в квашне, укрытые сверху полосатой периной, на которой привольно раскинулась широкобедрая гитара в соседстве ночною горшка, в ручку которого продернута была веревка, опутывавшая весь воз вдоль и поперек.

— Я прямо от стыда сгораю! — шипела Ксаверия Карловна на ухо своему супругу, когда они проезжали городом, и даже слезла со вторых розвальней и пошла по тротуару, чтобы показать, что она не имеет никакого отношения к этим вещам.

Укладывал и увязывал все сам Ферапонт Иванович.

На вторых розвальнях ехали они трое. Одеты были все плохо и сильно мерзли. Ферапонт Иванович то и дело соскакивал и принимался бежать, догоняя сани. Он несколько раз пробовал уговорить супругу, чтобы она проделала то же, но напрасно: она сидела, скорчившись, подобрав под себя ноги, и старалась укрыться вся огромной коричневой шалью.

Силантий сидел рядом, в шинели, без рукавиц, курил цыгарку и пошучивал:

— Вот, Ксаверия Карловна, у вас, поди, ножки зябнут, хоть вы и в пимиках, а моей вот ноге гак ничего, — сказал он, похлопывая ладонью свою деревяшку, — ведь, голенькая, бог с ей, бороздит себе снежок и хоть бы что! Эх, другую бы мне такую!..

— Что, вы, Силантий, что вы! — укоризненно сказала Ксаверия Карловна, — в добрый час будь сказано!

— Ничего! Доедем скоро, — сказал Силантий. — Пятнадцать верст — невелика фажность!.. А ну, Ферапонт Иванович, подгони лошаденку-то, — крикнул он Капустину, который, стараясь согреться, шел сбоку саней.

— Ну, ну! — закричал Ферапонт Иванович, подбегая к передней лошади и хлопая рукавами своей длинной шубы.

Лошади побежали быстрее.

Приехали они во втором часу; воспитанники только что отобедали и бегали по двору. Как только въехали в огромный запущенный двор, обнесенный со всех сторон навесом, целая орава ребятишек бросилась к возам. Они принялись трогать и даже вытаскивать плохо привязанные вещи, а двое из них вскарабкались по веревкам на самый воз и теперь, страшно крича, плясали там и дразнили тех, кто был внизу. Но этим понравилось совсем другое: они все обступили Силантия и, раскрыв рты и распустив сопли, смотрели на костыли и в особенности на деревяшку.

На Ферапонта Ивановича и его жену не обращали никакою внимания.

Зато Ферапонт Иванович внимательно приглядывался к своим будущим воспитанникам и пациентам, стараясь по выражению лица и по поведению определить, кто из них — дебилик, кто — имбецилик, кто — идиот.

В это время некоторые из ребят дошли уж до тою, что сели на землю и, обхватив деревянную, отполированную жизнью, блестящую на солнце ногу Силантия, стали лизать ее, а потом и грызть.

— Да это чо же тако?!.. — испуганно говорил он, стараясь оторвать их, — это чисто, макаки, а не хто более! Дьявола каки-то!.. Ферапонт Иваныч, куды это мы с вами заехали?!..

— Они — слабоумные, Силантий, — ответил, улыбаясь, Ферапонт Иванович.

— Ага!.. Вон што, — облегченно сказал Силантий. — Это, значит, в роде как сумашедши, што ли? — спросил он.

— Да нет, видишь ли... Это... — и Ферапонт Иванович принялся было популяризировать понятие олигофрении, но в это время совсем замерзшая Ксаверия Карловна дернула его за рукав.

— Будет уж тебе! После лекцию прочитаешь, а теперь — погляди-ка: они скоро ведь все у нас растащат. Да и надо же куда-нибудь устроиться-то! О чем это ты думаешь?! — возмущенно проговорила она.

В это время из детского дома вышли: воспитательница —белокурая девушка в шубе, но без платка, и кухарка и принялись загонять ребятишек.

Ферапонт Иванович подошел к воспитательнице и представился. Она, видимо, искренне и очень обрадовавшись, поздоровалась и подошла с ним к возам. Ферапонт Иванович познакомил ее с Ксаверией Карловной и представил Силантия.

— А скажите, пожалуйста, — спросил он потом ее, — где нам будет квартира?

— А!.. Пожалуйста, пожалуйста, я вас проведу, — сказала она и повела Капустиных к маленькому деревянному флигелю, опалубленному и выкрашенному в зеленую краску.