Валерий Ильичев - Говорящие птицы

У майн часто формируется четкая акустическая реакция в ответ на каждое слово человека. Это явление можно использовать для обучения птиц ведению диалога с человеком: ответы на вопросы, адекватная словесная реакция на реплики. Здесь следует отметить, что майны, сороки, скворцы произносят слова обычно четко и ясно без особых усилий со стороны обучающего.

«Говорящие» обыкновенные майны Б яка и Маша довольно легко вступают в диалог с человеком, то же самое можно сказать об индийской майне Кире. В ответ на слово человека, знакомое или незнакомое птице, майна произносит слово из своего репертуара, получается очень забавный диалог. Причем отмечен такой интересный факт, когда «говорящие» майны в какой-то момент вдруг перестают общаться со своим хозяином, а вот с посторонними с удовольствием «разговаривают».

Майны могут научиться «говорить» друг от друга, впрочем не только майны. Майна Маша научилась нескольким словам от Бяки. Ей было уже три года, когда ее посадили рядом с Бякой. Бяка в четырехмесячном возрасте научился произносить слова «нельзя», «чево», «здравствуй», «кто пришел?». Бяка чувствует интонацию: когда его хозяин гонит собак словами: «фу! Уйди!», Бяка рассерженно кричит: «Нельзя!». Слова «нельзя» и «чево» Бяка усвоил самостоятельно, а словам «здравствуй!» и «кто пришел?» его научили. Машу направленно не учили; при виде собак она кричала: «Кукла!», видимо, это была кличка собаки ее предыдущего хозяина.

Брэм описывает случай, когда попугай ара научился «говорить» от «говорящей» сороки. Попугая поместили в клетку рядом с «неумолчно тараторящей» сорокой, через 10 дней ара начал передразнивать эту сороку. Он научился звать по имени детей хозяина, в будущем очень быстро стал заучивать новые слова. Мы уже упоминали случаи, когда птицы учились «говорить» от других «говорящих» птиц. «Говорение» одной птицы является, видимо, мощным стимулом обучения другой.

Известен случай, когда обыкновенный домовый воробей научился имитировать от «говорящего» волнистого попугайчика. Эту его имитацию вряд ли можно назвать «говорением», но явление это очень интересное и заслуживает дальнейшего изучения. Воробей-имитатор (хозяин — Р. В. Фаерман, г. Калинин) усвоил самые первые ступени акустико-фонетического уровня воспроизведения человеческой речи, хотя, даже и это является спорным. Самец домового воробья (выкормлен в 1984 г.) провел все лето в клетке на балконе, где активно общался с себе подобными, т. е. не может быть никакой речи о звуковой изоляции от видовых партнеров. В возрасте 3–3,5 мес воробей был посажен в клетку рядом с клеткой, в которой сидел «говорящий» волнистый попугайчик. Из своего небольшого репертуара слов попугайчик наиболее часто повторял два — «Степа» и «Здорово!» Через 4 мес, проведенных в компании с волнистым попугайчиком, воробья поревели в другое помещение; звуковой и визуальный контакт со Степой прекратился. Вскоре после этого было замечено, что воробей вплетает в свое чириканье звуки «ст», «степ», отдаленно напоминающие слова — «Степа» и «здорово». Р. Фаерман начинает интенсивные занятия, направленные на поддержание данной вокализации и выработку более точного произношения, однако произношение воробья изменить не удалось. В течение 3 лет удалось поддерживать прежний уровень воспроизведения слов «Стена» и «здорово» с помощью регулярных и многократных ежедневных повторений. Данный уровень соответствует описанному нами выше начальному уровню. Человек, впервые услышавший произношение воробья, не сможет без длительной тренировки прослушивания вычленить лексические единицы из сигнализации воробья. Копирование человеческих слов воробьем можно назвать имитацией в первом приближении. Естественно, что имитация слов речи через посредство волнистого попугайчика не могло дать правильного воспроизведения. Искажения и транспонирования, допущенные в произнесении попугаем, в удвоенном виде проявились в воспроизведении воробьем. Лучше всего воробью удалось передать такие просодические характеристики, как ритм, ударение и интонация. Теми произнесения значительно увеличен и, видимо, он, а также очень высокая частота воспроизведения мешают вычленению фонем и восприятию слова как фонематического, лексического и семантического единства.

Мы попробовали прослушать сигнализацию воробья в замедленном темпе; магнитную ленту при скорости записи 19 см/ секпрослушали со скоростью 9 см/сек (магнитофон «Орбита»), При таком методе прослушивания удалось ясно вычленить словесные единицы из видовой сигнализации воробья, улавливалась общая структура слова, подразделение на слоги, довольно точно были переданы ритм слова и интонационная кривая, ударение четко прослушивалось на первом слоге в предполагаемом слове «Степа» и на втором — в предполагаемом слове «здорово», появилось еще слово «чепа». Кроме того, наблюдалось явление редукции конечного безударного гласного в слове «Степа» и укорачивание до предела слышимости глухого взрывного согласного «п» — в соответствии с общими фонетическими правилами для многих языков, когда «возрастание темпа речи происходит в первую очередь из-за сокращения длительности неударных слогов и гораздо слабее изменяется продолжительность произнесения ударных слогов» (Ли, 1983). У воробья при значительном ускорении произнесения наблюдалось сокращение длительности неударных слогов. Ударные слоги произносились с большей интенсивностью и длительностью. Это в отношении просодических характеристик. Что касается имитации фонем, т. е. передачи фонематических признаков, очень трудно сказать что-либо определенное, так как они лишь угадываются. Пока не очень ясны причины пересмешничества для такого вида, как домовый воробей. Можно предположить, что это некое подобие антифонального пения, когда отсутствующего партнера оставшийся партнер как бы называет по имени, т. е. воспроизводит типичную для него сигнализацию; возможно, это вариант обучения, отсюда следует, что молодые воробьи в природе обучаются видовой сигнализации от более опытных особей. Учитывая, однако, тот факт, что воробей в течение трех летних месяцев усваивал видовую сигнализацию, можно предположить, что период запечатления у воробья не ограничивается 3–4 мес. При последующих акустических контактах с человеком отмечена определенная реактивность на знакомые слова, произнесенные человеком, т. е. воробей узнает и воспринимает эти слова, они являются для него стимулом к собственной вокализации. Это заметно при прослушивании магнитных записей «диалога» между человеком и воробьем.

С точки зрения принципиальной возможности воспроизведения человеческой речи таким нетипичным имитатором, как домовый воробей, «говорение» его представляет значительный интерес для дальнейшего исследования феномена имитации речи.