Джейкоб Броновски - Восхождение человечества

Итак, 12 апреля 1633 года Галилея доставили в Ватикан. Ученый сел за стол и приготовился отвечать на вопросы инквизиции. Вопросы были вежливыми и корректными, составленными на латыни в третьем лице: кого доставили в Рим? какую книгу он написал? как он пришел к выводам, которые изложил в этой книге? Галилей был готов защищать свою книгу, но затем был задан вопрос, которого он не ожидал.

Инквизитор : Был ли Галилей в Риме в 1616 году и с какой целью он приезжал в этот город?

Галилей : Да, я приезжал в Рим, потому что услышал, что в Ватикане сомневаются в правоте Коперника. Я прибыл, чтобы выяснить, каких взглядов надлежит придерживаться.

Инквизитор : Пусть Галилей скажет, что было решено по этому вопросу тогда в Ватикане и что было доведено до его сведения.

Галилей : В феврале 1616 года кардинал Беллармин сказал мне, что мнение Коперника противоречит Священному Писанию. Его нельзя придерживаться или защищать, но можно использовать как гипотезу. На сей счет у меня есть энциклика, подписанная кардиналом Беллармином 26 мая 1616 года.

Инквизитор : Кто-нибудь еще давал Галилею какие-либо предписания?

Галилей : Я не помню, чтобы кто-то еще говорил или предписывал мне делать что-либо по этому поводу.

Инквизитор : Пусть Галилей, если помнит, скажет, требовал ли кто-нибудь от него устно (в присутствии свидетелей) или письменно не изучать, не развивать, не защищать и не распространять мнение.

Галилей : Я помню, что в энциклике, на которую я уже ссылался, было запрещено защищать и распространять мнение. Изучение и развитие теории в этом документе не упоминались.

Инквизитор : После опубликования вышеуказанной энциклики получал ли Галилей разрешение на написание книги?

Галилей : Я не пытался получать разрешения на написание книги, потому что считаю, что не нарушал положений выданной мне энциклики.

Инквизитор : Когда Галилей просил разрешение на публикацию своей книги, он скрыл от Священной конгрегации обстоятельства, которые мы обсуждали?

Галилей : Я ничего не сказал, когда просил разрешение на публикацию, потому что в ее тексте нет ни намека на распространение или защиту мнения.

Итак, Галилей имел на руках официальную энциклику, запрещавшую придерживаться теории Коперника и защищать ее. Этот запрет распространялся на каждого католика в то время. Инквизитор же утверждал, что существует документ, запрещающий Галилею — именно ему — заниматься теорией Коперника, рассматривая ее даже в качестве гипотезы. Инквизиции не нужно было даже предъявлять бумагу, о которой шла речь, процедура этого не предусматривала. Но в секретном архиве такой документ хранится — явная подделка, потому что на нем нет ни одной подписи: ни кардинала Беллармина, ни свидетелей, ни нотариуса, ни Галилея, который должен был бы написать, что он с ним ознакомлен.

Следовало ли инквизиции опускаться до различий между «защищать и распространять» и «изучать и развивать»? Да, так как больше ничего не оставалось. Книга была опубликована, ее допустили несколько цензоров. Папа обрушился на них (например, он изничтожил собственного секретаря, помогавшего Галилею). Но необходимо было публично показать, что книга должна быть изъята из обращения из-за какого-то обмана со стороны Галилея. По этой причине суд избегал вопросов по существу не спрашивал ни о книге, ни о Копернике и занимался формулировками и документами. Галилея выставили в таком свете, как будто он намеренно обманул цензоров, действовал вызывающе и бесчестно.

Заседаний суда больше не было, на этом все и было кончено, как ни удивительно. Галилея еще дважды приводили в эту комнату и разрешили свидетельствовать в свою пользу, но вопросов ему не задавали. Приговор был вынесен на заседании Конгрегации, на котором председательствовал папа. Понтифик определил, как надлежит поступить с Галилеем: ученый-отступник должен быть унижен, а церкви необходимо продемонстрировать свою силу и власть. Галилей был вынужден отречься от учения, и ему были продемонстрированы орудия пыток, как будто их собирались использовать на нем.

Что значила эта угроза для человека, бывшего некогда врачом, мы можем судить по показаниям его современника, который сумел вытерпеть пытки на дыбе. Его имя — Уильям Литгоу, английский путешественник и писатель, которого в 1620 году испанская инквизиция подозревала в шпионаже.

Меня подняли на дыбу. Подтянув меня на положенную высоту, палач просунул мои ноги между двумя из трех брусьев дыбы и завязал на лодыжках тонкие шнуры. Навалившись на дыбу, он потянул шнуры вверх, сухожилия в бедрах полопались, коленные чашечки растрескались. Глаза у меня стали вылезать из орбит, на губах появилась пена, а зубы выбивали барабанную дробь. С моих дрожащих губ срывались безумные стоны, кровь хлестала из разорванных сухожилий рук, бедер и коленей. Меня усадили на пол со связанными руками и приступили с беспрерывными требованиями: «Признавайся! Признавайся!»

Галилей избежал подобных мучений, ему только дважды грозили пыткой — остальное дорисовало его воображение. Одним словом, церкви удалось доказать ученому, что никто не в состоянии противостоять животному страху смерти. Но Галилей уже согласился отречься.

Я, Галилео Галилей, сын Винченцо Галилея, флорентинец, на семидесятом году моей жизни лично предстоя перед судом, преклонив колена перед вами, высокие и достопочтенные господа кардиналы Вселенской христианской республики, имея перед очами Святое Евангелие, которого касаюсь собственными руками, клянусь, что всегда веровал, теперь верую и при помощи Божией впредь буду верить во всё, что содержит, проповедует и чему учит святая Католическая и Апостольская Церковь. Но так как от сего Святого судилища мне было давно уже сделано законное внушение, дабы я покинул ложное мнение, полагающее Солнце в центре Вселенной и неподвижным, дабы не держался этого мнения, не защищал его, не учил ему каким бы то ни было способом, ни устно, ни письменно, а я между тем сочинил и напечатал книгу, в которой излагаю осужденное учение и привожу в пользу его сильные доводы, хотя и не привожу окончательного заключения, то вследствие сего признан я находящимся под сильным подозрением в ереси, то есть что думаю и верю, будто Солнце есть центр Вселенной и неподвижно, Земля же не центр и движется.

Посему, желая изгнать из мыслей ваших, высокопочтенные господа кардиналы, равно как и из ума всякого истинного христианина, это подозрение, законно против меня возбужденное, от чистого сердца и с непритворной верою отрекаюсь, проклинаю, возненавидев вышеуказанную ересь, заблуждение или секту, не согласную со Св. Церковью.