Нурали Латыпов - Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи

Он говорил, разумеется, о России Советской. Будущность нынешней, если быть реалистами – пока под вопросом.

Советская внешняя политика прошла, пожалуй, даже больше эпох, чем внутренняя. Бывали в ней взлёты и падения, но даже в худшие времена она не опускалась ниже плинтуса, как в раннеельцинские годы. Стабильно высокий уровень нашей дипломатии – во многом заслуга конструктора и строителя «красного» внешнеполитического ведомства – Георгия Васильевича Чичерина (1872.11.24–1936.07.07).

Его отец – дворянин из старинного рода с итальянскими корнями и карьерный дипломат, мать – из семьи дипломатов. То есть мальчик рос в среде, способствующей фрмированию потомственных дипломатов. Если же учесть, что его отец – Василий Николаевич – 18 лет из своей дипломатической службы провёл в главном архиве министерства иностранных дел (и он сам в 1897–1904-м годах работал там же), то становятся понятны слова Георгия Васильевича «я рос среди всевозможных воспоминаний дипломатического мира».

В 1891-м Чичерин поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Там он напряжённо работал, изучая политическую экономию, право, естествознание, восточную литературу, языки – вплоть до ирландского, древности – вплоть до иероглифов и клинописи. В результате он свободно читал и писал на всех основных европейских языках, знал латынь (как полагалось – но редко удавалось – тогдашним выпускникам гимназий), хинди, арабский. По словам его секретаря, в Латвии, Литве, Польше, Эстонии «он произносил речи на языке государства, в котором находился». Сильнее всего впечатлили его лекции Ключевского по русской истории с жёстким критическим анализом. В целом же его по праву называли самым образованным в Европе министром иностранных дел.

Формально Чичерин был вторым в Советской России народным комиссаром иностранных дел. Но первый нарком – Троцкий – успел учинить всего два дела – и оба разрушительные: опубликовал секретные договоры Российской империи с другими державами (что в тот момент возымело сильнейшее пропагандистское действие, ибо показало, сколь мало считаются правители с интересами подвластных, но в то же время сильно подорвало доверие к нашей дипломатии, так что на налаживание нормального режима закрытых – до поры до времени – переговоров ушли годы) и сорвал мирные переговоры в Бресте-Литовском (что дало немцам повод возобновить наступление, и мир в конце концов заключили на условиях куда худших для нас, чем немцы предлагали вначале). Чичерин оказался фактически первым настоящим главой внешнеполитического ведомства новой власти.

Прежде всего ему пришлось расхлёбывать последствия действий предшественника. Сам нарком вспоминал: «В сущности, это не были переговоры – это было продиктование вооружённой силой условий мира одной стране, не имевшей возможности защищаться». 1918.03.03 он подписал Брестский мир, о котором позднее в статье «Два года внешней политики» писал: «Советское правительство сознательно шло на тяжёлые испытания, подготовленные брестским договором, зная, что рабоче-крестьянская революция будет сильнее империализма и что передышка означает путь к победе». Испытания и впрямь были непомерно тяжелы От России оказались отторгнуты 780 тысяч квадратных километров с 56 миллионами жителей (треть населения страны). На ней находились до революции 27 % обрабатываемых сельскохозяйственных угодий, 26 % железнодорожной сети, 33 % текстильной промышленности. Там добывалось 89 % каменного угля, производилось 90 % сахара, 73 % железа и стали. Там проживало 40 % промышленных рабочих страны, трудившихся на 918 текстильных фабриках, 574 пивоваренных и 1685 винокуренных заводах, 133 табачных фабриках, 615 целлюлозных фабриках, 244 химических предприятиях, 1073 машиностроительных заводах и множестве предприятий других отраслей.

К несчастью, альтернативы не было. Ведь Советская Россия оказалась зажата в тисках: проигрывающая Первую Мировую войну Германия и выигрывающая Антанта в равной мере нуждались в её ресурсах. Поэтому, как отметил основатель советского государства, «с самого начала Октябрьской революции вопрос о внешней политике и международных отношениях встал перед нами, как главный вопрос».

По счастью, действия экспедиционных корпусов Антанты в разных концах России оказались не слишком активны и удачны. В то время призрак коммунизма, как и предупреждали Маркс с Энгельсом, бродил по всей Европе. Например, на родине одного из авторов – в Одессе – в советское время было несколько улиц, названных в честь членов Иностранной коллегии – подпольной группы пропагандистов, работавших среди ввозимых через этот порт солдат Антанты. В конце концов почти всю группу выловила и уничтожила контрразведка, но к тому времени войска настолько не желали воевать с красными, что пришлось срочно эвакуироваться во избежание мятежа. Но ещё задолго до этого западным политикам стала очевидна бесперспективность открытого вторжения в Россию. Уже в конце 1918-го Антанта заговорила о блокаде как способе уничтожения советского строя. Французское правительство назвало блокаду санитарным кордоном, оберегающим весь мир от революционной заразы из России. Тогдашний глава правительства Франции Клемансо заговорил об экономическом окружении, а своим генералам написал, что международное вмешательство не должно носить наступательного характера, но что русским врагам большевиков «надо обеспечить техническое превосходство над большевиками». Министр иностранных дел той же Франции Пишон 1918.12.26 в комиссии по иностранным делам заявил: «Цель союзников – изгнать из России дух большевизма», а 1919.03.26 в палате депутатов сказал: «Истинный мир станет возможен только тогда, когда будет разрешён русский вопрос и будет окончательно потушена зараза, распространяющаяся по Европе». Не правда ли, поразительно похоже на риторику нынешних организаторов антироссийских санкций? Похоже, западное отношение к нашей стране никоим обрадом не зависит от её государственного устройства.

Правда, большевики тоже не были кроткими ягнятами. Они слишком хорошо помнили указание Маркса и Энгельса: революция должна быть мировой – иначе страны, сохраняющие старый строй, всеми силами будут уничтожать новый. Да и статус частей расколотой империи был ещё далеко не определён. Так, разгромив наступавшего на Петроград Юденича, красные командиры вознамерились на плечах отступающих белых перейти эстонскую границу. Чичерин воспротивился. Он написал Ленину: «Это резко изменило бы настроение во всех малых государствах, с которыми мы ведём или собираемся вести переговоры, и сорвало бы эти соглашения, так как везде воскресло бы представление о нашем якобы «империализме»… Уже летом, когда выяснилось, что мы недостаточно сильны для того, чтобы одновременно бороться против наступающих Деникина и Колчака и помешать Антанте создать ряд буржуазных республик на нашем Западном фронте, уже тогда нам стала ясна необходимость прийти к мирному соглашению с этими республиками». Ленин согласился. 1919.12.31 заключён мир с Эстонией. Как и ожидал Чичерин, последствия оказались значительны. Советская Россия показала, что не намерена экспортировать революцию – и в странах Антанты победили противники радикальных методов борьбы с большевизмом. 1920.01.16 верховный совет Антанты снял с РСФСР экономическую блокаду. Чичерин писал: «Наш договор с Эстонией превратился в генеральную репетицию соглашения с Антантой, превратился в первый опыт прорыва блокады и в первый эксперимент мирного сожительства с буржуазными государствами». Вскоре последовали соглашения с нескольким другими осколками империи – Латвией, Литвой, Польшей, Финляндией.