Нурали Латыпов - Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи

Вопреки ехидным репликам в духе «что же это за государство, если его развалили за один день трое пьяниц на охотничьей заимке» Советский Союз не мог развалиться в одночасье. Распад продолжается уже четверть века. Даже нынешний кровавый отрыв Украины от остальной России один из авторов не считает медицинской констатацией необратимости гибельных процессов, а полагает всего лишь кризисом в медицинском смысле, способным с примерно равной вероятностью убить или открыть путь к выздоровлению: очень уж наглядно показана тамошними событиями пагубность самоизоляции Украины для самих же её граждан.

События в СССР несколько напоминают случившееся 130 годами ранее за океаном. Весной 1861-го южная часть тамошней федерации решила, что права отдельных государств, вошедших в неё, важнее прав союза в целом, и даже переименовалась в конфедерацию. Северная же часть решила силой отстоять общее единство. Были в том противостоянии, конечно, и многие важные экономические причины: так, Юг ориентировался на экспорт сырья, а Север развивал собственную перерабатывающую промышленность. Но их замаскировали гуманитарной проблемой: на Юге трудились, среди прочего, рабы, тогда как Север ориентировался только на наёмный труд. Война оказалась неожиданно кровопролитной (по сей день и Юг, и Север вспоминают о ней с ужасом) и растянулась на 4 года. А после войны победивший Север не только старательно разграбил сокрушённый Юг, но и по сей день изыскивает всё новые способы изощрённо унизить его (как на просторах былого Союза то и дело придумывают оскорбления для русского – по культуре – большинства и левых сил).

Россия тогда выступила на стороне Севера: в 1863-м году две эскадры наших фрегатов вошли в Нъю-Йорк и Сан-Франциско, чем предотвратили назревавшее выступление Британской империи в пользу Юга, опять же обоснованное экономически: британские прядильные фабрики потребляли почти весь выращенный за океаном хлопок, да и заметная доля табака для Британии поступала оттуда же. Правда, мы вмешались не только потому, что в марте 1861-го избавились от давно устаревшего в экономическом смысле крепостного права, а потому горячо сочувствовали выступлению против несравненно более свирепого рабства. Сказалось и то, что в те годы Британия в очередной раз наращивала давление на Россию, опасаясь, что начавшееся русское покорение воинственных кочевников и работорговцев Средней Азии обернётся переходом наших воинов через Памир и Гималаи – и тогда вновь вспыхнет восстание сипаев (индийских солдат на службе Британской Ост-Индской компании), начавшееся в мае 1857-го, с тяжким трудом и великим кровопролитием подавленное в апреле 1859-го. Мы противопоставили угрозе формирования очередной антирусской коалиции угрозу войны на коммуникациях колониальной империи: быстрые и приспособленные к многомесячному пребыванию в открытом море корабли могли пресечь движение по основным океанским маршрутам, связывающим Британские острова с остальным миром. Кстати, в скором будущем этот раунд противостояния завершился единственной в XIX веке уступкой российской территории: Британия угрожала из своей Канады ударить по нашей Аляске, и мы продали её американцам за ту же сумму, на какую удалось её застраховать во время войны 1853–6-го годов (её обычно называют Крымской по единственному региону, где возглавляемая Британией коалиция добилась хотя бы символического, но всё же успеха; атаки на всех остальных окраинах России завершились громкими провалами экспедиционных сил; само название войны, закрепившееся в народной памяти – замечательный пример успеха антирусской пропаганды).

Увы, когда на рубеже 1980–1990-х годов встал вопрос о выживании нашего Союза и о назревании гражданской войны у нас, Заокеанье не ответило нам взаимностью, а скорее последовало формуле, традиционно приписываемой главе правительства Австрийской империи Шварценбергу: «Австрия ещё удивит мир величием своей неблагодарности» [8]. Американцы старательно поддержали все течения и завихрения, ослаблявшие нашу страну и экономически, и политически. Не зря соучастники посиделки в охотничьем угодье Вискули доложили об её итогах прежде всего президенту Бушу (тогда ещё не носившему приставки «старший»): тот на словах призывал сохранить единый Союз, но на деле поддерживал всех его разрушителей.

Как мастер рекламы и агитации Джугашвили несомненно выше Йозефа Пауля Фридриховича Гёббельса – общепризнанно талантливого пропагандиста. А уж современные пиарщики вроде Владислава Юрьевича Суркова и Глеба Олеговича Павловского на три головы ниже – хотя и не прочь сыграть хоть одну из этих ролей, но явно не обладают надлежащим талантом [9].

Посмотрите хотя бы, как привечал Джугашвили обладателей бесспорного морального авторитета, какое внимание уделял им. Вспомните хотя бы известнейших беседовавших с ним деятелей мировой культуры: Хёрбёрт Джордж Джозефович Уэллс (тут важно ещё и то, что Уэллс десятилетием ранее общался с Ульяновым, и Джугашвили гордо показал ему достижения, в 1920-м казавшиеся великому фантасту чистейшей фантастикой), Лион Зигмундович Фойхтвангер [10](тот в 1937-м побывал и на открытом процессе над выдающимися деятелями коммунистической оппозиции, включая Георгия Леонидовича Пятакова, Карла Бернхардовича Собельсона (Радека), Леонида Петровича Серебрякова, Хирша Янкелевича Бриллианта (Григория Яковлевича Сокольникова), и пришёл к выводу о достоверности всего сказанного в судебных заседаниях), Джордж Бернард Джордж-Каррович Шо, известный нам как Бернард Шоу (был социалистом – но совершенно иного, нежели коммунисты, толка)… Да и советских деятелей культуры он чаще всего приглашал не только, как принято считать сейчас, ради идеологических накачек, но и ради очевидного удовольствия пообщаться с интересными людьми, обсудить с ними сложные задачи развития общества: тому сохранилось множество письменных свидетельств, причём не только мемуарных, но и дневниковых – по горячим следам.

Забота Джугашвили о деятелях культуры (и отечественных, и зарубежных), его внимание к ним совершенно не свойственны человеку, пренебрегающему общественным мнением. Напротив, из его поведения очевидно: это мнение его очень интересовало. Почему – тема отдельного исторического исследования. Мы же здесь приведём анализ всего одного, но очень интересного (как нынче принято говорить, знакового) события.

2-го августа 1933-го из Мурманска вышел построенный на датской верфи по советскому заказу ледокольный пароход «Челюскин». Он должен был за одну летнюю навигацию дойти до Владивостока, высадив по пути сотрудников нескольких полярных станций и выгрузив снабжение для них.