Б. Соколов - Молотов. Тень вождя

буржуазных контрреволюционеров — Корнилова, Керенского, Каледина. С самого начала было очевидно, что эти условия неприемлемы для большинства соглашающихся сторон. Было ясно, что с нами пойдут, может быть, левые социалисты-интернационалисты».

Прогноз Молотова оказался точен. Так и вышло. Подчеркну, что Молотов всегда был на стороне Ленина и не поддерживал колебания Каменева и Зиновьева и некоторых других большевиков, выступавших за коалиционное правительство с социалистическими партиями. Он считал необходимым вооруженный захват власти большевиками. В чем, в чем, а в соглашательстве его никто не мог заподозрить...

Все послереволюционные дни Молотов ночевал в Смольном, жил там в одной комнате с рабочим Бакаевым. Учились стрелять из револьвера. Выбрали комнату побольше и палили в нарисованную на стене мишень. Молотов был членом Петроградского комитета партии. В Смольный приходило много народу — рабочие, солдаты, матросы, интеллигенция... Появился даже служащий Святейшего Синода:

— В здании Синода собирается нечто вроде стачечного комитета правительственных учреждений.

Ленин направил Молотова с отрядом рабочей гвардии разобраться, что это за комитет, и арестовать его.

«Указание было правильным и своевременным, — рассказывал Молотов Чуеву, — ибо это оказался не столько стачечный, сколько контрреволюционный комитет всех правительственных учреждений — человек 40—50 там заседало. Ну, я с красногвардейцами появился среди заседания: “Руки вверх!” — и всех этих “комитетчиков” мы отправили в Смольный. Точно так же по поручению Ленина мне в эти дни пришлось закрывать эсеровскую крестьянскую газету. А перед открытием II съезда Советов Ленин собрал членов ВРК в своей комнате обсудить, как открыть съезд и, в частности, как назвать наше первое правительство. Министры — это казалось тогда слишком по-буржуазному, только прогнали министров, и снова министры? Остановились на народных комиссарах, переняв это название от Французской революции. (Вячеслав Михайлович не стал уточнять, что название «народные комиссары» предложил «иуда» Троцкий. — Б. С).

На съезде Советов, когда Ленин выступал, провозглашая Советскую власть, я стоял за ним и почему-то смотрел на его ботинок. У Ленина была привычка: во время выступления приподнимать ногу на носке, он как бы весь тянулся ввысь. И я отчетливо видел протертую насквозь подошву его ботинка. На всю жизнь врезалось в память...»

По утверждению Молотова, Ленин тогда полагал, что в первую очередь будут уничтожены три основных врага: гнет денег, гнет эксплуатации и гнет капитала. Первоначально с деньгами собирались покончить в несколько лет, если не месяцев. На самом деле они сохранились до смерти Молотова, всего лишь 14 лет не дожившего до начала XXI века. Но он и на старости лет мечтал о постепенной отмене товарно-денежных отношений.

В 1918 году Молотов недолгое время занимал пост председателя Совета народного хозяйства Северной области, включавшей Петроград и прилегающие губернии. Здесь он близко сошелся с главой местных коммунистов Г.Е. Зиновьевым, под началом которого работал. Это не помешало Молотову вместе со Сталиным отправить на смерть «дорогого Григория Евсеевича» в 1936 году.

В 1919 году комиссаром парохода «Красная звезда» Молотов отправился восстанавливать советскую власть вдоль Волги и Камы. Инструктором по народному образованию на этом пароходе была Надежда Константиновна Крупская. Уезжали поездом из Москвы до Нижнего Новгорода. Провожал Ленин. По словам Молотова, во время поездки «мы работали здорово, с утра до ночи».

Молотов вспоминал:

«Ленин в 1919 году говорил, что революция была рабочая, а выиграли от нее больше крестьяне. Но полная победа — если у нас в деревне все в порядке. Сознательный рабочий идет на это, а несознательного надо убедить, и рабочий выиграет только тогда, когда поведет за собой крестьянство».

После завершения миссии «Красной звезды» Молотов был назначен председателем Нижегородского губиспол-кома, но уже в 1920 году его перебросили в Донбасс руководить местными коммунистами. На IX Всероссийской

партконференции Молотов впервые встретился с А.И. Микояном, ехавшим в Нижний Новгород в местный губком. Он говорил Микояну:

«Там крупная партийная организация в основном из рабочих. Но обстановка там сложная, резко проявляются местнические настроения: работников из других губерний принимать не желают. Среди партийцев немало случаев морального разложения, злоупотребления спиртными напитками. Некоторые из членов партии, поселившись в квартирах, отнятых у буржуазии, женились на дочерях купцов. Борьба с остатками буржуазии почти не ведется. Работать в Нижнем вам будет очень трудно, так как там всем заправляет спевшаяся местническая группировка».

Молотов вступил в острую борьбу с нижегородскими коммунистами. Позднее он назвал своих противников «группой правых, но еще не раскрытой». Конфликт с руководителями Нижегородского губкома стал причиной отзыва Молотова и его переброски в Донбасс. На бюро Нижегородского губкома Молотову было вынесено партийное порицание за интриганство. По этому поводу Вячеслав Михайлович говорил Феликсу Чуеву:

«Нет, не за интриганство они меня, а они хотели утвердить свою линию обывательского типа, ничего не трогать, нико го не задевать... Я попросился сам. ЦК отозвал... Я этого и добивался, так как отношения у меня были... довольно острые. Я просил перевести меня на партийную работу. Крес-тинский тогда был первым секретарем ЦК, еще Преображенский и Серебряков — все троцкисты, все секретаре ЦК. Вот Ленин на них должен был опираться. И они тогда мне предложили:

— Так, а мы вас направим в Башкирию.

— А по какому случаю в Башкирию? Я бы не хотел, там рабочих мало. Дайте мне промышленный район какой-нибудь...

— Вот Донбасс, пожалуйста, в Донбасс...

Я тогда перешел секретарем губкома в Донбасс. Врангель еще был в Донбассе. Война... Это было осенью 1920 года. Потом губернская конференция меня выбрала на общеукраинский партийный съезд, и там я стал первым секретарем Украинского ЦК. В конце 1920 года».

Столь резкий скачок в своей карьере Молотов связывал с покровительством Ленина и особенно Сталина. Но во главе украинских коммунистов он пробыл недолго — с октября 1920 года по март 1921-го. Партия позвала в Москву. Вот что Вячеслав Михайлович рассказал Чуеву об обстоятельствах этого перевода:

«В марте 1921 года я приехал на съезд в Москву, й меня оставили здесь. Уверен, что Сталин меня поддерживал. Меня там не могли так поддерживать. Ленин знал меня через Крупскую. Немного через переписку, когда я был в “Правде”. Думаю, что это Сталин. Он знал меня с 1912 года, мы жили с ним на одной квартире в 1917 году...»