Мартин Форд - Роботы наступают

Констатируя все более высокую автоматизацию рабочих мест, занимаемых сейчас так называемыми белыми воротничками, приходится признать, что все худшее для них — в особенности для представителей профессий, требующих по-настоящему высокой квалификации, — еще впереди.

Казалось бы, это не относится к практике офшоринга — переводу рабочих мест, связанных с умственной работой, в страны с низкой оплатой труда за счет использования электронных средств коммуникации. Высокообразованные и высококвалифицированные специалисты, такие как юристы, рентгенологи и в особенности программисты и эксперты в области информационных технологий, уже почувствовали на себе значительное влияние этого процесса. Например, в Индии работают целые армии операторов колл-центров и ИТ-специалистов, а также специалистов по оформлению налоговой документации, хорошо знакомых с налоговым кодексом США, и юрисконсультов, прошедших специальную подготовку для ведения дел в рамках не индийского, а американского законодательства и готовых в любой момент за небольшую плату провести анализ законодательства и правоприменительной практики для американских фирм, являющихся участниками судебного разбирательства. На первый взгляд, феномен офшоринга никак не связан с атакой компьютеров на рабочие места. Однако все как раз наоборот: очень часто офшоринг предшествует автоматизации, а рабочие места, создаваемые в странах с низким уровнем оплаты труда, оказываются недолговечными, уступая натиску новых технологий. К тому же новые разработки в области искусственного интеллекта способствуют еще большему ускорению темпов офшоризации рабочих мест, которые пока еще не могут быть полностью автоматизированы.

Большинство экономистов рассматривают практику офшоринга как еще один пример глобализации мировой торговли, утверждая, что офшоринг выгоден для всех сторон. Например, в 2004 г., в период работы в качестве председателя Экономического совета при президенте в администрации Буша, профессор Гарвардского университета Грегори Мэнкью заявил, что офшоринг — «самое последнее проявление положительного эффекта от торговли, о котором экономисты говорят по крайней мере со времен Адама Смита» {163}. Многочисленные данные свидетельствуют об обратном. Торговля материальными активами сопровождается созданием множества вспомогательных рабочих мест в различных областях, включая транспортировку, дистрибуцию и розничную торговлю. Кроме того, существуют факторы естественного характера, которые отчасти компенсируют последствия глобализации: например, компания, которая решает перенести производство в Китай, вынуждена нести транспортные расходы, а также мириться с большой задержкой между выпуском продукции и ее появлением на потребительском рынке. Офшоринг с использованием электронных каналов, напротив, практически не связан ни с одним из этих неудобств. Перенос рабочих мест в регионы с низкой оплатой труда происходит мгновенно и с минимальными издержками. При этом если и создаются вспомогательные рабочие места, то чаще всего в стране, где работа выполняется.

По моему мнению, рассматривать офшоринг в контексте «свободной торговли» неправильно. Было бы уместнее связать этот процесс со своего рода виртуальной иммиграцией. Давайте представим, например, что некая компания решает построить огромный колл-центр для своей службы поддержки клиентов к югу от Сан-Диего, в непосредственной близости от границы с Мексикой. Тысячи низкооплачиваемых сотрудников каждое утро будут получать разрешение на работу и переправляться через границу на автобусах. В конце рабочего дня автобусы будут вывозить их обратно. Есть ли какая-либо разница между этой ситуацией (которую, разумеется, следует рассматривать в контексте понятия иммиграции) и переносом рабочих мест в Индию или на Филиппины с использованием электронных каналов связи? В обоих случаях сотрудники, по сути, «въезжают» в США с целью оказания услуг, непосредственными получателями которых являются субъекты экономики США. Самое большое различие заключается в том, что программа предоставления однодневного разрешения на работу сотрудникам из Мексики, вероятно, принесла бы намного большую пользу экономике Калифорнии. Следует помнить о рабочих местах для водителей автобусов, а также о людях, которые будут заниматься обслуживанием громадного объекта на американской стороне границы. В рабочее время сотрудники смогут тратить деньги на обеды или даже просто время от времени выпивать по чашке кофе, тем самым способствуя росту потребительского спроса в рамках местной экономики. Компания — владелец центра в Калифорнии должна будет платить налог на недвижимость. Перенос рабочих мест в другие страны в виртуальной форме не сопровождается ни одним из этих преимуществ. В связи с этим я нахожу весьма забавным то, что многие консерваторы в США твердо убеждены в необходимости защищать границы от иммигрантов, которые, скорее всего, займут рабочие места в сферах, не пользующихся большой популярностью среди американцев, и в то же время не выражают никакого беспокойства относительно открытости виртуальной границы для высококвалифицированных специалистов, отбирающих у американцев рабочие места, от которых они уж точно бы не отказались.

В своей аргументации экономисты вроде Мэнкью, разумеется, оперируют укрупненными показателями, преуменьшая несоразмерность влияния практики офшоринга на две разные группы людей: тех, для кого она — зло, и тех, для кого она — благо. С одной стороны, относительно небольшая, но все-таки заметная группа людей — насчитывающая миллионы человек — может пострадать от значительного падения доходов, снижения качества жизни и отсутствия перспектив в будущем. Многие из них вложили немалые средства в образование и дополнительное обучение. При этом некоторые работники лишатся всех источников дохода. Наверняка Мэнкью возразил бы, что эти потери будут компенсированы общей пользой для всех потребителей. К сожалению, несмотря на возможную выгоду для потребителей от снижения цен в результате офшоринга, эта экономия, вероятнее всего, затронет десятки или даже сотни миллионов человек, позволив им сократить расходы на совсем небольшую величину, равную нескольким пенни, и не оказав хоть сколько-нибудь значимого влияния на благосостояние каждого в отдельности. Ну и, конечно, нет нужды напоминать, что далеко не все доходы достанутся потребителям: значительная их часть осядет в карманах немногочисленных управленцев, инвесторов и бизнесменов, которые и без того не бедствуют. Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что эта асимметричность не является тайной для большинства обычных работников, но при этом, судя по всему, она неизменно ускользает от внимания многих экономистов.