Иэн Таттерсаль - Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека

Сообщая миру о своей находке, Дарт не имел ни малейшего понятия о ее возрасте. Очевидно, череп был старым, но ученый даже не смел предположить насколько — для этого ему не хватало геологического контекста. Залежи известняка в Таунге были частью древней системы пещер, сформировавшейся в древних доломитовых породах южноафриканского вельда под воздействием воды. В какой-то момент времени в прошлом поток смывал мусор с поверхности в подземную пещеру, где накопленные слои, включавшие в себя и кости животных, скреплялись вместе повторными известняковыми отложениями. Между ними формировались слои чистого известняка. Именно за ними и охотились горные рабочие, взрывая участки обломочных пород. В процессе этих работ открывались окаменелости, в частности череп ребенка из Таунги. Во времена Дарта слои отложений в большинстве случаев датировались по присутствующим в них окаменелостям, но черепа бабуинов, найденные рядом с черепом ребенка, не очень-то помогли. Сегодня наиболее вероятной кажется версия о том, что таунгский ребенок стал жертвой гигантских орлов, которые гнездились над входом в пещеру, и что они выбросили его кости из своего гнезда примерно 2,8 миллиона лет назад.

Необычная анатомия черепа казалась Дарту достаточным основанием, чтобы считать найденное им существо довольно развитым. Он писал, что оно могло «обладать именно теми характеристиками... которых можно было бы ожидать от вымершего звена между человеком и его обезьяноподобными родственниками». О каких именно характеристиках шла речь? Дарт дает такое их объяснение: «Существо с антропоидным объемом мозга, но не имеющее... расширенных височных долей... необходимых для развития членораздельной речи, не является настоящим человеком». Следуя этой логике, он считал свою находку человекообразной обезьяной, так как «в отличие от питекантропа, этой карикатуры на преждевременное развитие человеческих черт», Australopithecus africanus нельзя было назвать обезьяноподобным человеком. Для Дарта подобный термин означал некоторое вырождение, и ему казалось, что куда лучше будет назвать свою находку человекообразной обезьяной, стремящейся к совершенству. Таким образом Дарт дал новое начало спору о терминологии, и следует сказать, что дискуссии относительно обезьяноподобных людей и человекообразных обезьян были одним из самых бессмысленных явлений в палеоантропологии начала XX века. Ученым потребовалось много времени, чтобы понять, что термины «человек» и «обезьяна» относятся только к современным организмам и даже образцы, относящиеся к тому или иному виду, в итоге могут оказаться чем-то третьим, не потеряв при этом своих основных характеристик.

В своей работе Дарт дает волю воображению и художественному стилю, поэтому она интересно читается. Но так как Дарт столкнулся с палеонтологией случайно, в его труде видно мышление анатома, а не системного биолога, пытающегося классифицировать природное разнообразие. Автор скорее пытается понять важность отдельных анатомических характеристик, чем выявить место нового организма в более масштабной системе видов. Несмотря на революционность его находки, смелость и проницательность многих заключений, Дарт все равно рассматривал ситуацию с ограниченной позиции человеческой анатомии.

Британские коллеги Дарта, бывшие в то время лидерами палеоантропологической науки, не разделяли его точку зрения. Один или двое заинтересовались его находкой, но большинство (включая Артура Кита, Графтона Эллиота Смита и Артура Смита Вудворда, известных по пилтдаунской истории) посчитали окаменелость из Таунги обычными останками обезьяны. Прежде чем Дарт получил возможность продемонстрировать европейским ученым таунгский череп в 1931 году, их внимание, как и внимание широкой публики, привлекло новое событие. В период между 1929 и 1934 годами китайские археологи, ведшие раскопки в пещере в пригородах Пекина, обнаружили целых 14 окаменевших черепов гоминидов, не говоря уже о множестве черепных осколков и посткраинальных фрагметов. Несмотря на то что пекинские останки с самого начала не слишком отличались от костей питекантропа Дюбуа, канадский анатом Дэвидсон Блэк, руководивший раскопками, дал своей находке собственное имя — Sinanthropus pekinensis (китайский человек из Пекина). У всех синантропов, кроме одного, объем черепной коробки существенно превышал размеры мозга тринильского питекантропа и варьировался от 850 до 1200 миллилитров. Более крупный мозг и высокий череп казались Блэку признаками высокоразвитого существа. Кроме того, китайская находка обладала одним преимуществом, отсутствовавшим у яванской: у нее имелся археологический контекст. В 1931 году Блэк сообщил, что некоторые кости животных, найденные рядом с останками гоминидов, были обуглены. Это означало, что, как и некоторые неандертальцы, синантропы владели огнем. Примерно в то же время были обнаружены и каменные орудия, и синантроп получил вполне человеческий портрет.

В 1934 году Блэк скоропостижно скончался, и его место занял еще один анатом — немец Франц Вайденрайх. Это был основательный ученый, уже известный своими исследованиями неандертальских окаменелостей на родине, где в этот момент как раз зарождался нацистский режим. Вайденрайх старательно задокументировал все находки останков гоминидов, сделанные в пещере, которая сегодня носит название Чжоукоудянь. В процессе работы он дополнил поведенческое описание синантропа страшным открытием. Оказалось, что человеческие кости в Чжоукоудяне во многих случаях были найдены разломанными. Всего в пещере были обнаружены останки около 40 человек, 15 из которых были детьми, но среди них не было ни одного полного скелета. Более того, даже целые кости встречались крайне редко. Почему? Ответ был прост. Несмотря на все свои человеческие черты, синантроп был каннибалом. Раздробленные кости оказались останками жертв, убитых и съеденных своими собратьями. Возможно, синантропы поедали себе подобных, чтобы приобрести физические и умственные свойства своих жертв. Особенно ценился головной мозг, который извлекали, разбивая нижнюю часть черепа. Марселин Буль на другом конце света ожидаемо не согласился с этими рассуждениями. Он считал, что синантропы были слишком примитивны для создания найденных в пещере орудий или разведения костров. Возвращаясь к своей теории пресапиенса, он предположил, что раздробленные кости были остатками пиршества другого, куда более развитого вида человека, который не оставил после себя следов в пещере.

Впоследствии оказалось, что ни Вайденрайх, ни Буль не были правы. Скорее всего, пещера Чжоукоудянь служила логовом хищников, куда гиены стаскивали тела убитых синантропов, прежде чем начать трапезу. Кости, которые Вайденрайх считал обгоревшими, на самом деле оказались испачканы марганцем. Более того, несмотря на то, что точка зрения Вайденрайха стала канонической в некоторых научных кругах, сам он так и не смог определить точное место синантропа в иерархии человеческих предков. Тем не менее сразу после публикации его работа имела огромное влияние. В 1937 году Вайденрайх встретился с голландским палеонтологом Ральфом фон Кенигсвальдом, который в это время занимался поисками останков питекантропа в Сангиране, еще одном яванском археологическом местонахождении неподалеку от Триниля. Ученые пришли к верному выводу о близком родстве питекантропа и синантропа и определили, что яванская форма являлась более ранней и примитивной. Немногим более года спустя японское вторжение в Китай вынудило Вайденрайха уехать в Нью-Йорк (ему повезло больше, чем останкам синантропов, которые были утрачены при эвакуации). В Штатах у него оказалось достаточно времени для размышлений, и он начал работать над теорией о том, какое место яванские и китайские находки занимают в общей картине человеческой эволюции.