Иэн Таттерсаль - Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека

Итак, к концу сезона раскопок 1964 года стало очевидно, что, как и ранее в южноафриканских пещерах, в слое I и нижней части слоя II в Олдувайском ущелье были найдены останки двух разных видов гоминидов (которые, как нам сегодня известно, проживали в этой местности 1,6-1,8 миллиона лет назад). Еще выше в слое II (примерно на уровне 1,2 миллиона лет назад) были обнаружены останки еще одного вида гоминидов, который можно было сравнить по объему мозга с Homo erectus из Восточной Азии. До этого момента Лики весьма осторожно высказывал свои догадки относительно предшественников зинджантропа, но весной 1964 года он вместе с английским анатомом и приматологом Джоном Непером и палеоантропологом из ЮАР Филипом Тобиасом предположил, что гоминиды более легкого строения, останки которых были обнаружены в Олдувае, принадлежали очень древнему виду из рода Homo. Так как именно этот вид, по мнению исследователей, создал олдувайские каменные орудия, его назвали Homo habilis — «человек умелый». Почти наверняка именно присутствие культуры обработки камня позволило Лики, Неперу и Тобиасу отнести свои находки к роду Homo в полном соответствии с концепцией «человека-творца».

Как мы уже видели, зубы в нижней челюсти Homo habilis были гораздо больше похожи на зубы южноафриканского грацильного австралопитека, чем любого вида из рода Homo. Другие морфологические характеристики тоже не вполне обосновывали выбор родового имени — все, кроме одной. За год до этого Тобиас провел исследование размеров мозга у найденных в ЮАР австралопитеков и пришел к выводу, что средний объем составлял чуть более 500 миллилитров. После того как фрагменты черепа из нижнего уровня слоя I в Олдувае были собраны воедино, Лики увидел немногим больший мозг, но для него эта разница показалась существенной. По его предварительным оценкам, размер мозга Homo habilis составлял 680 миллилитров, и хотя последующий анализ слегка уменьшил эту цифру, она все равно значительно превышала 500 миллилитров. Тем не менее немного увеличенный мозг, не достигающий даже половины объема мозга современного человека, вряд ли мог считаться достаточным основанием для расширения рода Homo во времени и морфологии, которое предполагало введение Homo habilis. Сложно представить себе другой род млекопитающих, представители которого настолько различались бы по размеру головного мозга. Да и его стремительный рост в подобных пропорциях — крайне редкое явление.

Чтобы избавить палеоантропологическое сообщество от сомнений в реальности Homo habilis, потребовалась еще одна находка в Восточной Африке. Когда принятие нового вида наконец произошло, оно имело огромные последствия для будущего. С точки зрения таксономии гоминиды из Южной и Восточной Африки представляли собой два абсолютно независимых явления. Для одного региона были характерны грацильные австралопитеки, а для другого — ранние Homo. Несмотря на то что это абсолютное деление длилось недолго, оно породило образ мыслей, который до сих пор существует в палеонтологии.

Тем временем Мэри Лики продолжала археологическую работу в Олдувае, и Homo habilis постепенно обретал человеческое лицо. «Неровный круг из сложенных друг на друга камней», найденный на нижнем уровне слоя I, был истолкован как защита от ветра — первое в мире убежище, построенное человеческими руками. Несмотря на все примитивные черты, человек умелый жил в домах! Впоследствии выяснилось, что камни из круга были отброшены в сторону разросшимися корнями дерева, но на тот момент высокий культурный уровень, который подтверждало наличие построек, рассматривался как еще один аргумент в пользу того, что ранние Homo жили в саваннах Восточной Африки очень долгое время назад. В июне 1964 года произошло еще одно знаковое событие — Тобиас и Кенигсвальд встретились в Кембридже, чтобы сравнить новый олдувайский материал со старой и все еще слабо датированной коллекцией останков Homo erectus, найденных на Яве до войны. Это был один из тех редких случаев, когда оригинальные останки гоминидов с разных континентов можно было увидеть рядом.

Тобиас и Кенигсвальд представляли два разных поколения и разные отрасли занятий, но они, как когда-то Маккоу и Кит, все же сумели прийти к общему выводу, пускай и довольно неясному. Они предположили, что эволюция человека представляла собой последовательность событий, проявившихся в равной степени и в Африке, и в Азии. Первый этап этой последовательности воплощали собой грацильные австралопитеки Южной и Восточной Африки (азиатские проявления этого этапа были неизвестны). Уже на этом этапе возникли некоторые недоразумения, например было непонятно, кого именно авторы имеют в виду под австралопитеком и, в частности, под его восточноафриканской разновидностью. Тобиас и Кенигсвальд выражали сомнение в наличии «неоспоримых доказательств, подтверждающих существование в Азии уровня организации гоминидов, равного уровню австралопитеков». Второй этап был уже более межконтинентальным. От Восточной Африки его представлял Homo habilis из слоя I в Олдувайском ущелье, от Южной — телантроп из Сварткранса, а от Явы — пара челюстей, которые Вайденрайх идентифицировал как останки вида Megatithropus palaeojavanicus. В третий этап входила часть останков Homo habilis из слоя II Олдувайского ущелья, а также все материалы Кенигсвальда по яванским питекантропам, не включенные в предыдущие этапы. Четвертый этап, который авторы сознательно отказались обсуждать, включал в себя ОГ 9 из Восточной Африки, первого тринильского гоминида Дюбуа, а также «пекинского человека». Кроме того, в него входил ат-лантроп — род, введенный в 1950 году французским палеоантропологом Камилем Арамбуром и представленный тремя ископаемыми челюстями, обнаруженными в алжирском Тигенифе.

Этот пример ярко иллюстрирует конфликт, существовавший на международной арене между старыми и новыми представлениями. Влияние Майра на англоязычных палеоантропологов было стремительным и всеохватывающим, но для того, чтобы его идеи распространились по миру, потребовалось время. Только к началу 1970-х годов синтетическая теория завоевала умы континентальной Европы. Спор между молодым англоязычным Филипом Тобиасом и немецким традиционалистом Кенигсвальдом отражал новый взгляд на эволюционный процесс. Однако широкое использование в их работе родовых и видовых наименований, а также неспособность объяснить, к каким именно окаменелостям они относятся, демонстрировали типичное для довоенной эпохи желание Кенигсвальда давать всему новые имена без учета последствий для систематики. На мой взгляд, оба ученых должны были остаться недовольными результатом своей совместной работы, хотя мне не доводилось слышать, чтобы хоть один из них в этом признался. Я также уверен, что туманные рассуждения Тобиаса и Кенигсвальда в своей совместной работе отражали их общую растерянность перед лицом материалов, с которыми им пришлось иметь дело. Сравнивая популяции двух континентов, они делали лишь первые шаги в новом направлении. Кроме того, чтобы делать хоть какие-то определенные заключения, им недоставало контекста.