Коллектив авторов - Сословие русских профессоров. Создатели статусов и смыслов

© Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Институт гуманитарных историко-теоретических исследований им. А.В. Полетаева, 2013

© Оформление. Издательский дом Высшей школы экономики, 2013

Несмотря на то что у этой книги много авторов, она не сборник отдельных статей. Мы замышляли ее и представляем читателю как коллективную монографию о российском университетском сообществе, в которой есть не только единый объект исследования, но и согласованные подходы к его рассмотрению, перекличка сюжетов и мнений. Неслучайно поэтому многие ее разделы написаны в соавторстве. Добиться такого согласования нам помогли ранее выполненные исследовательские проекты Института гуманитарных историко-теоретических исследований Высшей школы экономики имени А.В. Полетаева, длительное обсуждение концепции книги, тщательный отбор раскрывающих ее сюжетов.

Мы поместили проблему профессорской солидарности в контекст университетских исследований – направления относительно нового в российских гуманитарных науках. Безусловно, университет издавна находился в поле зрения разных наук, прежде всего истории и социологии. Однако ранее он был лишь одним из многочисленных объектов социальной, политической или интеллектуальной истории, социологии науки и образования, и к нему применялась какая-либо одна парадигма исследования или описания. Институционализация университетских исследований, превращение их в особую полидисциплинарную сферу позволяют добиться нового понимания феномена «университет» благодаря расширительной трактовке его границ и содержания как совокупности проявлений академической жизни и деятельности, а также использования сложносоставных теорий среднего уровня и интердисциплинарных методов, приспособленных для анализа гетерогенных объектов.

Спектр теоретических моделей и оптик, применяемых исследователями в разработке данной темы, описала Оксана Запорожец в статье «Навигатор по карте историко-социологических исследований университета». Ее обзор ракурсов историко-социологического рассмотрения проблемы академической солидарности не просто открывает книгу – он стал своеобразным пулом идей для наших авторов и одновременно задал рамку, объединяющую достаточно разнообразные исследовательские стратегии. Мы надеемся, что такой навигатор поможет и читателям сориентироваться в многообразии видений и соотношении исследовательских позиций.

Совместная работа над этой книгой историков, филологов и социологов из разных стран выявила искушения и опасности, связанные с применением теорий, созданных для объяснения генезиса современного западного университета, к истории российских университетов в целом и проблематике университетского сообщества в частности. Наш авторский коллектив избегал прямого наложения удобных аналитических схем на источниковый материал, механического переноса понятий и метафор, а также модернизации прошлого. Сами темы и формулировки задач в представленных статьях стали следствием осторожного приспособления исследовательских техник (институциональный анализ, изучение политик памяти, риторический анализ языка самоописания, устная история, методика глубинного интервью), взятых преимущественно из социологии образования или антропологии интеллектуальных сообществ, к специфике исторического исследования.

В своих изысканиях мы шли от источникового материала, и методологическая эклектика в работе с ним есть наш осознанный выбор. Для нас главный вопрос заключался не в том, чем на самом деле был университет, а в том, как в каждый конкретный момент его мыслили и представляли разные агенты извне и изнутри. Таким образом, нас интересовал функциональный аспект истории университета и его репрезентации. Принципиально важным в этой книге был также учет когнитивной специфики объекта изучения – высокорефлексивной группы (университетских преподавателей) по сравнению с менее «интеллектуально сопротивляющимися» группами, с которыми чаще всего работают, например, антропологи и этнографы [2]  См. о российском опыте: Антропология академической жизни: адаптивные процессы и адаптивные стратегии: сб. докладов / отв. ред. Г.А. Комарова. М.: ИЭА РАН, 2008. .

В названии книги мы использовали документальный термин, которым в законодательных и официальных документах Российской империи определялась общность университетских преподавателей. «Сословие» (сначала с прилагательным «ученое», потом «профессорское» и «университетское»), а не «корпорация», как на Западе, – условный концепт, который довольно точно передает специфику солидарности и принципы группообразования университетских людей в России.

Русские (в смысле подданства) профессора поступали на государственную службу и были ограничены в степени автономии, даже в передвижениях. Это социальная группа интеллектуалов на службе государства, которая, представляя профессиональное и элитарное (в смысле характера знания и образования) сообщество, была в то же время классом государственных чиновников, пусть и нового типа. Ученое сословие не было одинаковым в разных университетах. Оно менялось во времени, как менялся социальный статус его представителей, да и само государство, которому они служили [3]  В масштабных исследованиях по социальной истории дореволюционной России (как у Б.Н. Миронова или в общих ревизионистских трудах Шейлы Фицпатрик по ранней советской истории – притом что она прекрасно знала историю образования тех лет и посвятила ей ряд работ) истории университетов и высшей школы уделяется явно недостаточно внимания. См.: Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб.: Дм. Буланин, 1999. Т. 1–2; Он же . Историческая социология России. СПб.: Изд. дом С.-Петерб. гос. ун-та; Интерсоцис, 2009; Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм: Социальная история Советской России в 30-е годы: город / пер. с англ. Л.Ю. Пантина. М.: РОССПЭН, 2001. . Поэтому мы писали историю российского университета как динамичного института, который, будучи изначально создан как проект (более того, как идеологический проект), никогда не вмещался в эти рамки.