Коллектив авторов - Беларусь. Памятное лето 1944 года (сборник)

Опыт автора в области изучения общественного мнения по интересующей проблеме позволяет сделать вывод, что отношение граждан современной Беларуси к партизанскому движению периода Великой Отечественной войны в основе своей определяется пониманием некоторых важных моментов. На сформировавшиеся в последние десятилетия устойчивые стереотипы восприятия партизанского движения повлияла обусловленная идеологическими рамками советского времени недосказанность авторов научных трудов по указанной проблеме (роль военнослужащих и спецподразделений, законность партизанских формирований, существование лжепартизанских отрядов и уголовных банд и т. д.). То, что 30–40 лет назад было очевидным для большинства (немцы=захватчики, несущие смерть; свою землю необходимо защищать, своим нужно помогать, во всех государствах во время войны отношение к предателям ужесточается; шпионаж необходимо пресекать и т. д.), сегодня необходимо доказывать [14, с. 10–31].

В фундаментальных работах до сих пор отсутствует разъяснение, в чем разница между терминами «партизанское движение», «партизанщина», «бандитизм» [14, с. 10–31]. Как показывает анализ доступных документальных и нарративных источников, еще в период антигитлеровского сопротивления на оккупированных территориях руководители отрядов и бригад в борьбе за дисциплину и законность активно разъясняли личному составу разницу между этими тремя понятиями и принимали меры для искоренения двух последних [28, с. 95–129]. Среди советов о том, как пользоваться компасом и вести разведывательную деятельность, брошюры-пособия для партизан, появившиеся с началом войны, содержали и указания «пресекать дисциплинарные нарушения, факты морально-бытового разложения – пьянство, мародерство» [3]. Для простых читателей необходимо развести в доступной форме понятия «реквизиция» и «мародерство». Действия партизан в подавляющем большинстве случаев подпадали под понятие реквизиция: они действовали от имени государства. Мародерство – незаконное присвоение чужого имущества в атмосфере безнаказанности, направленное на удовлетворение собственных нужд – само по себе военным преступлением не является, но является отягчающим обстоятельством.

В большинстве научных изданий, посвященных событиям 1941–1945 гг., не указано, что партизанское движение являлось разрешенной формой сопротивления по нормам международного права, что основные требования комбатации соблюдались, и это доказано юристами и историками [14; 30]. Публицисты же в своих трудах, с одной стороны, демонстрируют вопиющее невежество в области права, с другой, намеренно используют правовую неосведомленность общества в толковании правовой терминологии (конституционные нормы, военные преступления, преступления перед государством, юрисдикция международного или внутреннего права) и применения норм права в период ведения военных действий [7; 19; 24; 25; 34].

По мере отдаления военных событий у многих граждан возникает непонимание мотивов, побудивших сотни тысяч людей уйти в лес и взяться за оружие. Этот вопрос до сих пор остается спорным для историков и общественности. Удивительно то, что большинство публицистов при обсуждении проблемы вообще упускают (или сознательно обходят) тот момент, что конституционная обязанность граждан – Родину защищать. Если в предыдущий период в обществе идея сопротивления населения оккупантам не вызывала сомнений, то сейчас мотивы сопротивления врагу увязываются со стремлением жителей пережить оккупацию, выжить, спастись. А для этого присоединяться к активной борьбе против захватчиков нельзя. Польский исследователь Ю. Туронак утверждает, что население вступало в отряды, в том числе и для того, чтобы избежать угона в германскую неволю [35, с. 586–594].

В отсутствие четкого взгляда у современной молодежи, например, формируется мнение, что люди присоединялись к партизанам, так как это позволяло легче добывать продовольствие в условиях оккупации. В. В. Акудович считает, что партизанские действия вообще не характерны для белорусов [2, с. 66–79]. По его мнению, идея борьбы против немецко-фашистских оккупантов вообще не белорусского происхождения. В проекции на белорусов у этой идеи нет исторически подтвержденного генезиса. Модель жесткого сопротивления оккупации навязана белорусам Россией.

Еще один тезис состоит в том, что всенародной борьбы против гитлеровских оккупантов на белорусской территории не было [2; 7; 19; 24; 25; 34]. На наш взгляд, это связано с проявившимся еще в советский период употреблением терминов «массовый» и «всенародный». Советские историки и идеологи подразумевали, что на борьбу против захватчиков встали представители всех социальных, возрастных и этнических групп, населявших оккупированные территории СССР [14]. Обыватели же трактуют этот термин как участие большинства населения в количественном отношении. Причем, многие считают, что именно народное начало всегда было в основе партизанской войны. (Кстати, так отмечено в трехтомнике «Всенародная борьба в Белоруссии») [14]. Именно отсутствие в популярной литературе подробных разъяснений разницы этих терминов и подходов в настоящий период используют некоторые популяризаторы.

Исторически сложилось так, что с момента появления регулярных армий в партизанской войне исконно сосуществуют два начала: организованные партизаны-военные и партизаны стихийные – местные жители. Если под партизанским движением понимать организованные действия в тылу врага формированиями армейского типа, то его нельзя определять как всенародную борьбу в тылу врага и относить всех сочувствующих партизанам граждан к числу участников движения. Российский историк В. И. Боярский делает прогноз участия населения в партизанской войне: через несколько лет оккупации 70 % населения займут пассивную выжидательную позицию, а из 90 % патриотов 20 % будут вести активную борьбу с противником, 70 % займут пассивную позицию [9, с. 4–17].

Одним из аргументов против участия населения в активном сопротивлении выдвигается тезис, что для местных жителей минувшая война не была Отечественной. С точки зрения В. Акудовича, А. Тараса, С. Захаревича и др. то, что для России – Отечественная война, для нас – самоуничтожение. Навязанное Москвой сопротивление провоцировало немцев на дополнительную жестокость, а с другой стороны, двигало самих белорусов не неестественную и ненужную им борьбу с оккупацией. Для белорусского народа партизанское движение было чужеродным, напрасным и враждебным делом. Оно несло опасность смерти в значительно большей мере, чем сама оккупация. Опасность была не гипотетической, а непосредственной.

Тот же В. Акудович считает, что оскорбительно звучит называние войны Отечественной для нации и народа, который вынудили самоуничтожаться, сражаясь на стороне одной хищной империи против другой такой же [15]. Многие современные публикации утверждают, что в происходившей войне чужими являлись не германские войска, а советские. Создается возможность выдвинуть идею о попытке национальных сил создать в таких условиях независимое белорусское государство (а партизаны препятствовали созданию белорусской независимости). Однако всемирная история не знает случаев получения реальной независимости в период оккупации одного государства другим.