Валерий Чумаков - Конец света, или 24 популярные катастрофы. Прогнозы и сценарии

– Ну а что насчет потепления? Несмотря на происки Запада, оно ведь случится, правда? Взойдет еще солнышко над Россией?

– Потепление действительно будет, не переживайте. И весьма значительное. Оно уже началось. Во всяком случае за последние 4 тыс. лет ничего подобного не наблюдалось, но это совсем не значит, что дело идет к катастрофе. В истории человечества – а она насчитывает гораздо больше, чем 4 тыс. лет, – были и гораздо более теплые периоды, которые, кстати, палеоклиматологами однозначно рассматриваются как исключительно благоприятные. А насчет СО2, многие экологи говорят, что самое полезное из того, что сделал человек за последнее столетие, так это то, что он повысил в атмосфере его уровень. Без него леса уже начали задыхаться. Это же одна из основных составляющих фотосинтеза, процесса, за счет которого растения живут.

Вот так. Не вышло у нас с первой катастрофой. Ну, не вышло, и ладно, одной катастрофой меньше. У нас их в запасе еще много.

Как уже было сказано, углекислота – далеко не единственный газ, с которым борется прогрессивное человечество. Кроме него есть еще такие «вредители» как сероводород, аммиак, метан, закись азота… И фреон, или, по научному – хлорфторуглерод. Только последний обвиняется не столько в содействии потеплению (хотя и в этом тоже), сколько в другой надвигающейся катастрофе. Этому газу, до недавнего времени применявшемуся в холодильниках, кондиционерах, аэрозолях, вспенивателях и так далее, в вину вменяется разрушение озоновой оболочки Земли.

Озоновый слой для нашей планеты – прекрасный скафандр, надежно защищающий ее от жесткого ультрафиолетового облучения. От солнечной радиации. Если бы не он, Солнце, подобно кварцевой лампе в операционной, уничтожило бы на Земле все микроорганизмы. Более сложные животные вынуждены были бы прятаться либо под землю, либо под воду. Растения, жизнь которых без почвенных бактерий невозможна, вымерли бы. Земные материки стали бы пустынны и стерильны, и лишь слабый ветерок летал бы над ними. Жизнь осталась бы лишь в глубинах океанов. Вот какое значение имеет для нас находящийся на высоте в четверть сотни километров 4-миллиметровый слой трехатомарного кислорода, называемого «озоном». Сейчас считается, что образовался он примерно 800 млн – 1 млрд лет назад, в период палеозоя. Только после его создания жизнь вылезла из океана на сушу и начала ее активно осваивать.

Впервые об «озоновой дыре» люди услышали в 1957 году, когда английские ученые замерили толщину озонового слоя над Антарктидой. Здесь она была почти в полтора раза меньше, чем в других местах. Потом такие «дыры» нашли и в других местах, но об этом – чуть позже. В 1974 году американцы Молина и Роуденд предположили, что озоновый слой разрушает сам человек, выбрасывая в атмосферу фреон. За эту свою работу ученые получили в 1995 Нобелевскую премию.

Фреон был создан в 1931 году. До того в охлаждающих установках использовался по большей части аммиак – газ крайне прихотливый и отнюдь не безопасный. Над созданием его достойного заменителя ученые начала двадцатого столетия бились несколько лет. В начале тридцатых годов американскому химику Томасу Мигдли-младшему удалось получить дихлордифторметан (CF2Cl2), получивший впоследствии название «фреон-12». Вещество было нетоксичным, негорючим и не вызывающим коррозию. Кроме того, оно обладало множеством весьма привлекательных свойств, одним из которых были простота и дешевизна производства. Все это способствовало тому, что фреон быстро получил титул «газа столетия».

Химики прошлого века им просто заболели. Волшебный газ применялся практически везде, где только было можно, и везде он показывал себя только с лучшей стороны. Кроме заправки кондиционеров и холодильных агрегатов его использовали при производстве аэрозольных препаратов, для создания пенообразующих композиций, в синтетических моющих средствах, в строительстве, в машиностроении, в авиационной промышленности и, конечно, в космических аппаратах. Ни одна ракета не смогла бы выполнить возложенную на нее важную задачу, если бы ее охлаждающие емкости не были бы перед этим заправлены фреоном.

В советском обществе наличие работающего на фреоне кондиционера было показателем престижа, своеобразным членским билетом, подтверждающим принадлежность к тому или иному слою общества. Партийный лидер? Депутат Верховного совета? Получи импортный Daikin. Директор предприятия? Зав складом? Ректор университета? Ереванский моноблок тебе в форточку. Простой человек? Вот тебе вентилятор «Веритас» с поворотным пропеллером. И никому не было обидно, ибо все знали, что верой и правдой служа отечеству можно, в конце концов, дослужится и до моноблока и до Daikin. Зато холодильники были везде, в каждой семье. Так что с фреоном, даже и не подозревая о его существовании, мы все дружили всегда.

После того, как в середине 70-х были опубликованы работы Молина и Роуленд, в мире началась настоящая паника. Потребительские организации призывали обывателей бойкотировать аэрозольные дезодоранты, зеленые начали осаду химкомбинатов, производящих «зловредный фреон», целые государства подписывали пакты о снижении применения на их территории фреоносодержащих веществ. В 1985 году была подписана Венская конвенция об охране озонового слоя, спустя два года ее усилили Монреальским протоколом об озоноразрушающих веществах. В 1990 году в отношении фреонов было введено полное торговое эмбарго. Отныне торговля им на межгосударственном уровне была полностью запрещена.

Всемирные Монреальский и Киотский протоколы до мелочей предусматривали контроль за выработкой и выбросами этого «чуда XX века». Дошло до смешного: когда в Англии началось возведение знаменитого «купола тысячелетия», «зеленые» потребовали заменить используемый в его системах кондиционирования в качестве хладагентов «фреон R134a» на подходящий углеводород. Комизм ситуации заключается в том, что те несколько тонн углеводородов, которые понадобились бы для охлаждения «купола», в случае утечки при соединении с воздухом образовали бы взрывчатую смесь ужасной силы: каждый килограмм углеводорода в данном случае по мощности равен килограмму тринитротолуола. К счастью, «полезная» инициатива «зеленых» была признана в данном случае нереальной.

Расследуя таинственные преступления, сыщики всегда идут от того, кому оно было выгодно. Кому-то это может показаться странным, но главным «выгодопреобретателем» при всемирном отказе от фреона оказался основной его производитель – транснациональный гигант, мировой химический лидер, концерн «Дюпон». Кстати, именно по инициативе «Дюпон» и был создан Монреальский протокол. Впрочем, странного тут ничего нет. Бизнесмен – это не эколог. Состояние окружающей среды его интересует ровно в такой же степени, в какой гринписовца интересует сводка Нью-йоркской биржи. В ущерб собственному делу и карману заботится о природе только плохой бизнесмен. Хороший бизнесмен заботится о ней без ущерба или для того, чтобы ущерб минимизировать. И только очень же хорошие бизнесмены заботятся о ней с выгодой для себя. У руководства компанией «Дюпон» стоят поистине идеальные предприниматели. Хотя иногда предпринимательское чутье их и обманывало. За сотрудничество с нацистами «Дюпон» в конце сороковых-роковых пострадал весьма сильно. Тогда компания чуть было не прекратила свое существование. Зато дело с охраной озонового слоя оказалось для нее крайне выгодным.