Вячеслав Пежемский - Красное Село. Страницы истории

Федотов П. А. Брань под Красным. 1840 г.

Федотов П. А. Как хорошо иметь в роте портных. 1835 г.

Действительно, это была существенная льгота. И даже новый командир полка Вяткин, относившийся к художнику без должного пиетета, и в целом человек более грубый, тем не менее не отменил невиданной льготы. Федотов казался близким к высокому начальству. А сам Вяткин попадал на листы акварелей и карандашных рисунков не в самом лучшем виде. Как пишет Э. Д. Кузнецов, «Федотов не раз изображал командира полка Вяткина, и всякий раз в не красящем его состоянии начальственного восторга. Вяткину же посвящены и две парные карикатуры – „Брань под Смоленским (кладбищем)“ и „Брань под Красным (Селом)“», построенные не без изящества на двойной игре слов. С одной стороны, „брань“ – это и сражение, и просто брань, ругань. С другой стороны, Красное и Смоленск – места важнейших сражений 1812 года, они тогда были на слуху у всех, тем более в армии. В карикатуре же они выступают как Красное Село – место летних лагерей, и Смоленское кладбище, соседствующее с плацем Финляндского полка. Смешно придумано и не без горечи, потому что параллель между 1812 и 1839 годами, увы, не в пользу последнего».

Федотов П. А. Групповой портрет Андрея, Григория и Александра Дружининых. 1840-е гг.

Интерес к военному быту был в новинку. Обычно (и долгое время после Федотова) баталисты отдавали должное совсем другому виду парадных картин – с войной, парадами, на пике событий. Писатель Дружинин, друг, сослуживец и биограф художника, так охарактеризовал его стиль: «Павел Андреевич понимал военную живопись по-своему и так называемых баталических картин, с большими массами пехоты и конницы, с дымом и правильными движениями колонн, рисовать никогда не готовился. Область его была не там, не посреди величественных и разрушительных картин боя массами: его в тысячу раз более привлекало изображение эпизодов малой войны, бивуаков, перевязочных пунктов, казарменных уголков, – одним словом, сцен немногосложных и отличающихся от живописи домашних сцен только тем, что фигуры одеты по-военному и имеют при себе оружие». Он вспоминал: «С утренних служебных занятий Федотов почти всегда возвращался, подметив какую-нибудь оригинальную подробность или характеристическую сцену. Маневры с дневками, живописными биваками, переправами вброд, дружескими беседами после утомительных переходов были для Павла Андреевича золотым периодом, давая ему десятками планы серьезных или шутливых очерков. Еще молодым офицером, когда ему приходилось стоять на дальних караулах, он всегда возвращался с запасом самых разнообразных наблюдений. Если ему приходилось бывать с ротой на пожаре, он посреди дыма и суматохи подсматривал за один раз столько сцен, сколько иному не подметить во всю жизнь».

С другой стороны, Федотов как человек, погруженный в военную жизнь, лучше, чем любой штатский, понимал армейскую жизнь, передавая детали, понятные только живущему в армейской среде. За это ему и отдавало должное высокое начальство. В эпоху, когда фотография еще не пришла на поля сражений и маневров, картины отчасти замещали ее, фиксируя события. В такой ситуации ценилась точность в деталях, и тут Федотову не было равных.

Члены императорской фамилии постоянно посещали войска, расположенные в лагере. Они останавливались в своих дворцах, построенных в Дворцовом саду Коломенской слободы Красного Села, откуда в любой момент могли отправиться по полкам с объездом, объявить смотр, учения или маневры. Как отмечал С. А. Гулевич, историограф Финляндского полка, в котором служил Федотов, во время маневров Николай I нередко ночевал в палатках с гвардейцами. В конце лагерного периода обычно царем производилась общая тревога, когда все полки, демонстрируя ловкость и быстроту действий, мчались наперегонки к общему месту сбора. Этот сбор означал приближение завершающих сезон больших маневров. О них объявлялось накануне, когда участники узнавали сроки проведения, длительность, задачи. Обычно маневры длились 24 дня. В 1842 г. Федотов в составе Финляндского полка участвовал в длительном семидневном маневре. Было выдано на шесть дней печеного хлеба и крупы, холостых патронов солдатам по 100 штук. Батальонным командирам предписано составить по окончании краткое описание действий «с обозначением частей войск и лиц с особенною удовлетворительностью исполнивших возлагаемые на них поручения».

Федотов П. А. Бивуак лейб-гвардии Гренадерского полка. 1843 г.

«Картины красносельских маневров с эпизодами и сценами походной жизни, выполненные в форме акварельных очерков, занимают значительное место в ряду батальных сюжетов Федотова. В них проявились все черты творческой индивидуальности автора, своеобразного, наблюдательного и остроумного мастера. Рисунки и акварели, тематически связанные с маршами, бросками войск, известны по репродукциям. Например, „Переход егерей вброд через реку на маневрах“. Егеря или солдаты Финляндского полка, который относили к легкой пехоте, перебираются через реку. Федотов на небольшом пространстве листа развернул один из эпизодов маневра, обращая внимание на преодолеваемые военными трудности и занимательные детали военного быта, на рядовых солдат, представленных разнообразно и по-человечески тепло, а не штампованно красиво, как у А. Гебенса или А. Ладюрнера. Эта сепия весьма характерна для Федотова, подобные военные композиции отсутствуют у других баталистов. Художник трактует сцену перехода через реку без героизации, а с долей юмора, иронии и доброго подтрунивания над своими героями. Федотов, пройдя на своем опыте все трудности служения Отечеству николаевской эпохи, знал суть того, что изображал» [28] Малашевская Л. И. Красносельский лагерь в рисунках и акварелях П. А. Федотова. С. 35. .

Отслужив десять лет, художник принял решение уйти в отставку, чтобы заняться своим главным призванием. Он получил поддержку императорской семьи – небольшое жалование и квартиру. Но перед уходом создал две крайне интересные и важные для образа ранних красносельских маневров акварели – «Бивуак лейб-гвардии Павловского полка (Отдых на походе)» и «Бивуак лейб-гвардии Гренадерского полка (Установка офицерской палатки)». Про них сам Федотов писал: «Обе удостоились похвал его высочества и щедрой награды».