А. Ларина - Живое знание. Часть 1. Живая психология Востока

Женщина, конечно, «удваивает» себя в ребенке, не противопоставляя его ни себе, ни остальной Живой Природе. Японская традиция чужда предметному «утроению», «усложнению» и в итоге умерщвлению эко-общения, какое мы привыкли видеть в западной культуре, в т. ч. и психологии. В Японской лирике нет никакой вычурности, надуманности. У Кавабата Ясунари, к примеру, явно просматривается живая связь человека с живыми «предметами»: в них ощущается жизнь самого художника; «предмет» сливается с Природой:

Передавая эти особенности японской культуры, мы замечаем, что основное свойство эко-общения – его непосредственность, неопосредованность предметным миром античеловечно-экофобной цивилизации как культуры потребительства. Мир Востока не противопоставляется человеком ни себе, ни Природе. Кавабата Ясунари метафорично выражает свое представление о единстве мироздания, указывая на то, что действительно лежит в его основе, как и в основе присущих его составляющим – макро=микро-косму – отношений:

Речь здесь идет о Женски-Материнском сердце – в первую очередь.Это сердце не может делить свою любовь к Природе по частям. Вместе с тем «любовь к Природе всегда взаимна!» (/27/, с. 216).

Гармоничность эко-общения вытекает из поэтично-любовного восприятия Природы: Женщина, будучи подсистемой Природы, чувствует любовь ее к своим творениям. Она и сама наделена тем же отношением к жизни, что и вся Природа. Такая эко-гармония во всем ее многообразии пронизывает всю японскую культуру. Ее выявление и есть реальное развертывание основной аксиомы японской культуры. Как многообразна Природа, так многообразна и гармония с нею. Ярчайшим примером этого является ЛЮБОВЬ МЕЖДУ МУЖЧИНОЙ и ЖЕНЩИНОЙ. По словам Томиэ Охара, любовь эта всегда неповторима и складывается по-разному («на десять тысяч ладов» (/27/, с. 216)). И этот же принцип понимания разнообразия форм любви-гармонии свойствен и сфере эко-общения. Очевидно и то, что ПРЕВАЛИРОВАНИЕ ЖЕНСКОГО НАЧАЛА В МУЖЧИНЕ как носителе синто-буддийской духовной традиции в Японии исключает эко-катастрофу в принципе. Но, вместе с тем, все-таки препятствует его общему творческому развитию. Поэтому-то актуализируется процесс удвоения Творчества Жизни; оно становится двойным: как совместное и взаимо-творчество. Это позволяет полнее-системнее развивать специфику каждого типа творческой личности, ныне как бы «размытых» по всему спектру личностного потенциального многообразия, или творчески-личностной «палитры» Женской японской культуры.

Излишняя «феминизация» детства (и детского начала в творчестве) ярко видна в следующей танке:

Здесь видна особая фетишизация – приписывание Природе своего отношения к ней. Повтор вызывает радость лишь в тех культурах, которые ориентированы на прошлое, но вызывают досаду, даже скуку и прочие негативные чувства у творческих индивидуальностей, ориентирующих себя на постоянную смену настроений, на непрерывный поиск нового в былом. Обусловлено это различие тем, что лишь женщина биологически ориентирована на постоянство внутренних изменений, стабильность в развитии. Мужчина и ребенок ориентированы на перемены, поиск нового, развитие и обновление. Именно эти свойства должны быть позитивно эмоционально, нравственно, эстетически, инновационноокрашены. О переносе «женского под-

хода» на сферу, где более подходящей является Мужская (интеллигентная) логика, говорит следующая особенность японской лирики: «Горесть жизни ощущается благодаря тому, что всякая радость, да и все в мире, преходяще»; об этом говорит образ струй реки Ёсино: сейчас они текут здесь, перед глазами; один миг – и они скрылись в далеких горах.

Здесь «горесть жизни» менее уместна, чем радость по случаю перемен, т. е. того, что «все в мире преходяще». Творческому умонастроению и мужской логике ближе перемены, а не пассивное восприятие горестей жизни:

Нет! «Скорбь» не обязательно есть «удел людей» – всех людей, и даже не обязательно – удел женщин. Хотя, по-видимому, без скорби не обойтись. Но ведь вовсе не обязательно делать ее всеобщим умонастроением будущих поколений.

А вот еще одно самоограничение Женской логики отношения к миру:

И действительно, миниатюрность – общая характеристика всей японской культуры. Конечно, это имеет огромный позитивный смысл при построении микромоделей: в производстве часов, при создании миниатюр всех типов, в искусстве бонсай и в сфере высоких технологий… Но ведь кроме этих качеств, творчество и вообще созидание, формирование человека (особенно мальчика) – в творческую индивидуальность – нуждается еще и в других качествах: творческом дерзании, склонности к новизне, риску, масштабности, решительности, смелости и др., что в гипертрофированном виде присуще Западу.

Вся совокупность качеств, присущих женски-мужскому творчеству Пушкина, Толстого, Достоевского и в целом русской культуре дает некую перспективу для нормального, гармонично-равного со-развития женского и мужского начал в культуре Японо-Руссии, создаваемой нами на основе диа-синтеза культур Японии и России. Это предполагает перенесение высочайшей нравственно-эстетической утонченности, изысканности, высокого эстетизма японской, в основном женски ориентированной культуры в культуру Японо-Руссии, в которой предполагается равное развитие женского и мужского творческих потенциалов. В этом – величайший вклад Японии в сокровищницу мировой культуры, будущее которой мы видим в культуре Японо-Руссии. Чтобы осознать это качество японской культуры, достаточно посмотреть, к примеру, насколько женски-очаровательна следующая танка: