А. Ларина - Живое знание. Часть 1. Живая психология Востока

9. Именно опосредствованность творчества мужчины отличает его от женски-непосредственного созидания жизни. Это качество превращает мужчину в основного субъекта экофобно-катастрофичной предметной деятельности. Вот почему так важно для него решить задачу повышения уровня творческой самокритичности – по отношению к тенденции предметизации. Это означает и большую преемственность творческой индивидуальности мужчины будущего по отношению к традициям Японии и Востока в целом в смысле непосредственности = неопосредствованности предметом системы гармоничного эко-общения. Это означает еще и содействие неживой Природе в раскрытии = развертывании потенций ее превращения в момент, внутреннее средство (например, скелет) саморазвития жизни. Это – ревитализация неживого.

И все же, говоря в целом о мужчине-творце как идеале, которым для нас являются А. Пушкин, Лев Толстой и др. творческие индивидуальности России, необходимо подчеркнуть, что основная часть работы по японизации опыта Евразии и Запада должна быть проделана с жесткой необходимостью в ближайшем будущем. Самое большее, что удалось сделать на данном этапе – наметить стратегию-программу общего, экософски осмысливаемого процесса смены всех парадигм Востока-Запада-Евразии. Фундаментальным основанием для реализации данной Стратегии является творчество интеллигенции России, создавшей основания и для качественно нового типа творческого потенциала, возникающего в лоне классической русской культуры и, естественно, наследуемой и субкультурой Японо-Руссии.

К тому же, Лев Толстой, А. Пушкин и др. русские поэты-писатели, будучи четырехмерными творческими индивидуальностями, а значит, обладая одновременно женской душой и мужским интеллигентным разумом, дают нам своим творчеством дополнительные художественные эмпирические основания для определения того, что такое подлинные Детскость и Женственность по-японски и в будущем, и что такое интеллигентный мужчина как Творец качественно нового и новой субкультуры Японо-Руссии и Жизни в целом. Такое взаимоосмысление японски-женского и интеллигентно-мужского творческих потенциалов дает шанс осмыслить по-новому и Детский, и Женский варианты творческой индивидуальности будущего (например, Льва Толстого как идеала). Фундаментальные эмпирические основания для самой постановки данной проблемы дает Восток, прежде всего буддизм, а значит, и синтоистски-буддистская Япония. Но вот эко-осмысление этих реалий возможно скорее всего средствами классической русской культуры, а значит, и нашей Экософии Творчества Жизни.

Данное изречение, свидетельствующее о креативности поэтично-буддистского мышления, – одно из самых «таинственных» положений дальневосточной мудрости. Часто оно трактуется как призыв к ниспровержению всех идолов. Однако смысл его гораздо глубже. Его можно понять, опираясь на положение: «мысль изреченная есть ложь» (Ф. И. Тютчев). Этот тезис точно передает акцент классических китайски-японских поэтов-мудрецов на глубинном уровне, скрываемом словами, но ими же и выражаемых. Не означает ли призыв «убей Будду!» призыва к устранению «Будды явленного» для обретения более глубинной любви к подлинному Будде (являющемуся в данном случае одним из символов многообразной Природы)? Тогда это призыв к раскованности, креативности мышления-поведения.

Но раскованность, как и творческая активность, тоже имеет свои измерения, и свою внутреннюю самоорганизацию. Лишь ребенок может позволить себе полнейшую «свободу без границ». Мудрец в своей свободе руководствуется творческими интересами, но не своими личными, а Жизни в целом. Поэтому названный принцип лучше переформулировать по-новому: «Встретишь Будду – пересотвори Будду!». Что, естественно, резко повышает меру ответственности: ребенок может безответственно «убивать Будду»; мы-то знаем, что это ему не под силу; а взрослый должен понимать это не буквально, мудрец – тем более.

Этот принцип пересотворения, досотворения, взаимотворчества и т. п. должен стать всеобщим, начинающим свое действие с самой беззащитной части жизни – с Живой Природы и детей. Эко-общение учетверяется, а точнее: вообще становится безмерным, ибо и познание жизни, и тем более ее созидание – не могут ее исчерпать. Жизнь – тайна, Творчество Жизни – тайна тайн, бесконечность в степени бесконечность. В этом – прелесть и бесконечная притягательность творчества жизни человеком – высшей, самой творческой формы творчества. Здесь человек и становится подлинной творческой индивидуальностью высшего уровня, человеком-Творцом = Богочеловеком (в русской культурной традиции), младшим соавтором самого Бога. Разумеется, по степени высочайшей ответственности за жизнь вообще (не по претензиям).

Эта духовно-творческая индивидуальность высшего уровня продолжает преемственность по отношению ко всем творческим индивидуальностям, обнаруживая новые, высшие уровни во всем творчестве их всех. Прежде всего, в том смысле, что она начинает творить их самих: ее творчество – это Творчество Творцов Жизни, а вместе с ними – и творчество самой Жизни тоже. Они – вместе с детским началом – должны быть гармонично уравновешены. Гармоничное объединение женского и мужского начал, а значит, и женски-восточной культуры и интеллигентно-мужской культуры России – наиболее очевидное основание уже трехстороннего синтеза культур и типов творческой индивидуальности, – что и позволит нам выйти на новый уровень. Для этого необходимо решение проблем в еще одном аспекте, который в чань-буддизме сформулирован в виде парадоксального афоризма: «Человек не может быть благоразумным и мудрым, если в нем слишком сильно мужское или женское начало». И здесь с самого начала можно увидеть следующий парадокс: творчество творцов, любовь к ним должны начинаться, естественно, с любви к природе = детям (что было декларировано и выше). Так это было исторически, сохраняется японской традицией и представляется самым естественным и неизменным для культуры Японо-Руссии.

Творчество творцов переворачивает эту историческую последовательность и, вопреки ей, начинает не «снизу», а как бы «сверху», с Творчества Творцов высшего уровня, с самосозидания духовно-творческой индивидуальности высшего уровня. И это, оказывается, наиболее продуктивно, ибо Творчество высшего уровня – всегда взаимно, есть взаимотворчество, взаиморазвитие творческих потенциалов всех и каждого. В определенном смысле это даже и легче, ибо опирается на саморазвитие = самосозидание творческой индивидуальности в интенсивно-динамично-творческом общении. А уж они, – как корни, – будут «ветвиться» детьми, в своеобразном генеалогическом древе. Но Творчество Творцов специфично еще и потому, что это творчество отношений с творческими личностями, а уж затем и их самих. И не просто субъект-объектных отношений, ныне принятых в качестве всеобщего-де эталона, но отношений субъект-субъектного общения при максимальном самоограничении, самосдерживании основным субъектом творчества своей собственной творческой активности, – во имя нарастания творческой активности иных (особенно младших) субъектов сотворчества. К тому же – при четкой «позитивной поляризации» (П. Сорокин) разных типов творческих потенциалов и не только типов, но и индивидуально-личностных различий. И при максимальном отмежевании всех и всяких «поползновений» в сторону предметной, рацио-эгоистичной формы творчества, ныне распространенной в качестве «эталона» творчества.