Виктор Таки - Царь и султан: Османская империя глазами россиян

Противостояние России и Османской империи для новой истории империй – не просто иллюстрация значения культурной истории дипломатии и войны для понимания взаимодействия между империями. Это противостояние представляет собой интерес для понимания того, каким образом сложность и гетерогенность империй становились предметом рефлексии в период преобладания представлявшихся монолитными великих держав. Российский исторический нарратив, сформировавшийся в начале XIX века, скрывал принципиальную гетерогенность имперского пространства, для которого были характерны сложные отношения между центральными органами управления и региональными элитами, а также существование конфессиональных и этнических иерархий. На первый взгляд репрезентации османского «другого» имели тот же эффект в той степени, в какой эти репрезентации помогали сформировать гомогенный и унитарный имперский субъект. Этнические и конфессиональные различия между великороссами, малороссами и балтийскими немцами в российской имперской элите отступали на второй план, когда все они начинали говорить о деспотизме османских пашей, самоуправстве янычаров или фанатизме улемов.

В то же время конструирование российской идентичности в дневниках, мемуарах, описаниях путешествий и статистических обзорах, посвященных Османской империи, сопровождалось открытием ее религиозного и этнического многообразия. Держава султанов не только была предметом беспрецедентного количества публикаций в постпетровской России. Османская Турция так же стала первым государством, которое россияне стали воспринимать и описывать в качестве империи в современном смысле этого слова, то есть как систему доминирования одной группы или территориального образования над другими группами или территориями. Российские наблюдатели зафиксировали властные отношения между Османами и их христианскими подданными, а также между различными этническими подгруппами последних. Те же категории для описания Австрийской империи или самой России были применены гораздо позже. Читатели «толстых журналов» XIX века узнали об отношениях господства и подчинения, существовавших между османскими мусульманами и христианами, греками и славянами, задолго до того, как их стали заботить положение и удельный вес православных, католиков, лютеран и мусульман (или великороссов, малороссов, белорусов, поляков, немцев и евреев) в самой Российской империи.

Наряду с вкладом в историографию ориентализма и империи настоящая работа представляет собой и определенное дополнение к недавним исследованиям политической роли религии в царской России. Историки России Нового времени испытали влияние ренессанса, произошедшего в исследованиях религии [39] Полезный обзор этого направления исследований можно найти в: Werth P . Lived Orthodoxy and Confessional Diversity: The Last Decade on Religion in Modern Russia // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2011. Vol. 12. No. 4. P. 849–865. . В результате религия в целом и православие в частности составили предмет значительного числа работ, посвященных имперской проблематике в последние два десятилетия [40] Из этих работ наиболее важными являются: Geraci R . Window on the East: National and Imperial Identities in Late Tsarist Russia. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2001 (см. рус. пер.: Джераси Р. Окно на Восток: Империя, ориентализм, нация и религия в России. М.: Новое литературное обозрение, 2013); Of Religion and Empire: Missions, Conversion, and Tolerance in the Russian Empire / Eds. R. Geraci, M. Khodarkovsky. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2001; Вишленкова Е . Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России в первой четверти XIX века. Саратов: Издательство Саратовского университета, 2002; Werth P . On the Margins of Orthodoxy: Mission, Governanace and Confessional Politics in Russia’s Volga-Kama Region, 1805–1917. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2003; Crews R . Empire and the Confessional State: Islam and Religious Politics in Nineteenth-Century Russia // American Historical Review. 2003. Vol. 108. No. 1. P. 50–83; Crews R . For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2006; Brower B . Turkestan and the Fate of the Russian Empire. London: Routledge Curzon, 2003; Арапов Д.Ю . Система государственного регулирования ислама в Российской империи, последняя треть XVIII – начало XX в. M.: МПГУ, 2004; Staliunas D . Making Russians: Meaning and Practice of Russification in Lithuania and Belarus after 1863. Amsterdam: Rodopi, 2007; Morrison A . Russian Rule in Samarkand, 1868–1910: A Comparison with British India. Oxford: Oxford University Press, 2008; Skinner B . The Western Front of the Eastern Church: Uniate and Orthodox Conflict in 18th-Century Poland, Ukraine, Belarus, and Russia. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2009; Долбилов М.Д . Русский край, чужая вера: этноконфессиональная политика империи в Белоруссии и Литве при Александре II. M.: Новое литературное обозрение, 2010. . Историки, специализирующиеся на причерноморском регионе, обратили внимание на роль религиозных сектантов в построении Российской империи в Закавказье и на процесс интенсивной христианизации Крыма, начавшийся спустя полстолетия после его присоединения к России в 1783 году [41] Breyfogle N . Heretics and Colonizers: Forging Russia’s Empire in the South Caucasus. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2005; Kozelsky M . Christianizing Crimea: Shaping Sacred Space in the Russian Empire and Beyond. DeKalb, IL: Northern Illinois University Press, 2010. . Несомненный прогресс был достигнут в понимании роли ислама в отношениях России с Османской империей [42] Karpat K . The Formation of Modern Nationhood: Turkism and Pan-Islamism in Russian and the Ottoman Empire // Politicization of Islam: Reconstructing Identity, State, Faith and Community in the Late Ottoman State. Oxford University Press, 2001. P. 276–307; Meyer J . Immigration, Return, and the Politics of Citizenship: Russian Muslims in the Ottoman Empire, 1870–1914 // International Journal of Middle Eastern Studies.2007. Vol. 39. No. 2. P. 15–32; Kane E . Odessa as a Hajj Hub, 1880s – 1910s // Russia in Motion: Cultures of Human Mobility Since 1850 / Eds. E. Avrutin, J. Randolph. Urbana: University of Illinois Press, 2012. P. 107–125; Smiley W . The Meanings of Conversion: Treaty Law, State Knowledge, and Religious Identity among Russian Captives in the Eighteenth Century Ottoman Empire // International History Review. 2012. Vol. 34. No. 3. P. 559–580. . Ввиду важности религиозных акторов по обе стороны Черного моря возникает соблазн рассматривать русско-турецкие войны как преимущественно религиозный конфликт. Характерным примером в этом смысле является недавняя история Крымской войны, вышедшая под заглавием «Последний крестовый поход» [43] Figes O . Crimea: The Last Crusade. London; New York: Penguin, 2011. .

Религия очевидным образом вновь стала модным предметом среди историков царской России, однако не стоит преувеличивать ее роль в истории отношений России и Османской империи. Во-первых, утверждение о том, что религия играла важную роль в этих отношениях весьма неоригинально, если принять во внимание часто упоминаемую роль России как «покровителя» православных подданных османского султана [44] Свежий анализ проблемы российского протектората представлен в: Taki V . Limits of Protection: Russia and the Orthodox Co-Religionists in the Ottoman Empire. Pittsburgh, PA: Center for Russian and East European Studies, 2015. . Во-вторых, тем, кто пытается представить конфликт России и Османской Турции как позднейший православный аналог средневековых католических крестовых походов, придется объяснить, почему примирительный подход первых московских царей сменился более агрессивным настроем по отношению к Османской империи как раз в тот момент, когда православное мировоззрение утратило монопольное положение в российской элите. Ввиду очевидной вестернизации и секуляризации элит постпетровской России акцент на сохраняющейся роли религии в российско-османских отношениях может скрыть важные изменения, которые претерпело российское восприятие державы султана на протяжении XVIII и XIX столетий. Принимая во внимание одинаковую опасность как недооценки, так и переоценки роли религии в истории все еще традиционного, но уже модернизирующегося общества, автор данной работы постарался учесть как религиозные, так и светские элементы в российско-османских отношениях, а также проследить их изменяющееся соотношение на протяжении столетий.