Штефан-Людвиг Хоффманн - Социальное общение и демократия. Ассоциации и гражданское общество в транснациональной перспективе, 1750-1914

Культура социального общения стремилась перерасти пространственные и государственные, социальные и конфессиональные границы. Она охватывала географическое пространство, которое простиралось на западе до английских колоний в Северной Америке, а на востоке до провинциальных городов России. Она сознательно включала в свои рамки – во всяком случае, в Западной Европе – дворян и буржуа, чиновников и торговцев, иногда и мастеров с ремесленниками, и сводила вместе в образованных слоях местных и чужеземцев. Кроме того, она преодолевала конфессиональные границы – прежде всего, но не исключительно, внутри христианского мира.

Именно эта черта преодоления существующих границ придала культуре социального общения XVIII века политический подтекст. Конечно, многие формы общественных объединений Просвещения имели предшественников в Средневековье в лице цехов, академий или протестантских сект. Часто, как в случае с ложами, они даже имитировали их ритуалы и символы. Порожденные контрреформацией религиозные братства (confréries), как и распространенные в Южной Франции покаянные братства (pénitents), также уже имели схожие с ассоциациями структуры [31] Reichardt R. Zur Soziabilität in Frankreich beim Übergang vom Ancien Régime zur Moderne // François E . (Ed.), Sociabilité et société bourgeoise en France, en Allemagne et en Suisse, 1750–1850. Paris, 1986. P. 27–41, 36; Agulhon M . Pénitents et Francs Maçons de l’ancienne Province. Paris, 1984. P. 166–211. Фундаментальное исследование о предшественниках модерных ассоциаций: Hardtwig W . Genossenschaft, Sekte, Verein in Deutschland. Bd. 1: Vom Spätmittelalter bis zur Französischen Revolution. München, 1997. . И все-таки общественные объединения Просвещения сулили и нечто новое: независимый от государств, сословий и конфессий свободный союз индивидов, которые надеялись усовершенствовать себя и все человечество. В формально неполитических общественно-нравственных идеях и практиках ассоциаций XVIII века часто видели поэтому фактор подспудного расшатывания политического порядка Старого режима.

В центре этих дебатов, по сути ведущихся со времен Французской революции, – франкмасонство. Оно было не только самым большим по численности, но и первым секулярным добровольным объединением на общеевропейском уровне [32] Van Horn Melton J . The Rise of the Public in Enlightenment Europe. Cambridge, 2001. P. 252. . Масонство было своего рода «моральным интернационалом» (Райнхард Козеллек), который охватывал географическое пространство от Бостона до Санкт-Петербурга, от Копенгагена до Неаполя. В нем циркулировали идеи, мнения, практики и практикующие их люди Просвещения.

Впрочем, новые исследования обнаружили существенно иную картину лож, нежели та, которая известна по популярным работам Райнхарда Козеллека или Франсуа Фюре [33] Koselleck R . Kritik und Krise. Eine Studie zur Pathogenese der bürgerlichen Welt [1959]. Frankfurt, 1989; Furet F. 1789 – Vom Ereignis zum Gegenstand der Geschichtswissenschaft. Frankfurt, 1980. . Особенно четкие различия можно показать в интерпретации мистического культа лож, представляющегося современному наблюдателю столь странным. Просветительскую мораль вольных каменщиков Р. Козеллек и Ф. Фюре считали идеологией освобождения бесправного и безвластного третьего сословия, которое объединялось в ложах для свержения Старого порядка. Этим объяснялся и культ мистики масонов, самовозвеличивание и заговор нравственности против политики абсолютистского государства. Однако такая точка зрения, как согласно показывают новые исследования западноевропейского и русского масонства, упускает из виду их самосознание и социальные практики; не говоря уже о том, что она не может объяснить популярность лож на англосаксонском пространстве [34] Jacob M. C . Living the Enlightenment. Freemasonry and Politics in Eighteenth-Century Europe. New York, 1991; Saunier E . Révolution et sociabilité en Normandie au tournant des XVIIIe et XIXe siècles: 6000 franc-maçons normands de 1750 à, 1830. Rouen, 1995; Smith D. Freemasonry and the Public in Eighteenth-Century Russia // Eighteenth-Century Studies. Vol. 29. 1995. P. 25–44; Idem . Working the Rough Stone. Freemasonry and Society in Eighteenth-Century Russia. DeKalb, 1999; из более ранних работ по русским ложам: Соколовская Т. Русское масонство и его значение в истории общественного движения (XVIII и первая четверть XIX столетия). М., [1907] 1999; Bullock S. C . Revolutionary Brotherhood. Freemasonry and the Transformation of the Amercian Social Order, 1730–1840. Chapel Hill, 1996. . В континентальной Европе ложи привлекали в равной степени поднимающихся по социальной лестнице буржуа и просвещенных дворян, которые вместе отделяли себя снизу от «простого народа». Таким образом, окруженные тайной, пространства лож в Париже, Берлине, Вене или Санкт-Петербурге были не местом встречи просвещенной контрэлиты, оппозиционной абсолютистскому государству, а «пространством социального компромисса» [35] Roche D. Die sociétés de pensée und die aufgeklärten Eliten im 18. Jahrhundert // Reichardt R., Gumbrecht H. – U. (Hrsg.), Sozialgeschichte der Aufklärung in Frankreich. München, 1981. S. 77–115, 115; в общем: Idem . Les républicains des lettres. Gens de culture et Lumières au XVIIIe siècle. Paris, 1988. В Англии клуб также был «средой для смешанных собраний» и находился «в согласии, а не в оппозиции с традиционными элитами». Klein L. E. Politeness and the Interpretation of the British Eighteenth-Century // Historical Journal. Vol. 45. 2002. P. 869–898, 894. .

Объединение, членами которого были многие высшие чиновники и члены европейских династий, не могло представлять собой по-настоящему тайный заговор. Наоборот: излюбленной темой для разговоров в эту эпоху было, кто состоял членом лож и на что были направлены общественно-нравственные идеи масонства. А. Ильин в своем дневнике отмечал много случаев, когда не-масоны и их супруги интересовались его членством в ложе, о котором они не были извещены заранее.

Зачем же тогда мистический культ лож? Мистика должна была создать в обществе место, которое было бы не секретным, но лишь защищенным, для того чтобы создать искусственное пространство для развития добродетели – ключевого концепта века. Этим объясняется популярность, которой пользовались масонские ложи в Англии и ее североамериканских колониях. На это также не обратил внимания Токвиль – как позже Р. Козеллек и Ф. Фюре, он видел в тайных обществах продукт континентально-европейского противоречия между государством и обществом.

Масонство вышло из политической культуры Англии и Шотландии конца XVII века, эпохи, последовавшей за гражданской войной и революцией. Ложи стремились стать нейтральным социальным пространством, свободным от любых политических или конфессиональных споров [36] Ср.: Jacob M.C. Enlightenment. Ch. 1 & 2. . Для этого они выработали собственное устройство, ритуалы и правила поведения, претендуя на то, что, культивируя личную добродетель, дружеское общение и благотворительность, они служат общему благу. Virtue, merit и harmony (добродетель, личная заслуга и гармония) должны были вытеснить passion, rank и discord (страсть, ранг и разногласие). Уже современники замечали, что идеи и социальные практики лож, несмотря на странный мистический культ, были схожи с другими британскими клубами и ассоциациями этого столетия [37] Clark P . British Clubs and Societies 1580–1800. The Origins of an Associational World. New York, 2000. P. 312; а также в общем: Idem . Sociability and Urbanity. Clubs and Societies in the Eighteenth-Century City. Leicester, 1986; Money J . Experience and Identity. Birmingham and the West Midlands, 1760–1800. Manchester, 1977. P. 98–102; Borsay P. , The English Urban Renaissance. Culture and Society in the Provincial Town, 1660–1770. Oxford, 1991. Ch. 10: Civility and Sociability; Brewer J. , The Pleasures of Imagination. English Culture in the Eighteenth Century. New York, 1997. P. 98–113. . Ложи, клубы и ассоциации были феноменом быстро растущих городов Англии, особенно Лондона как главенствующего центра. Они непринужденно объединяли новую потребность мужчин к препровождению свободного времени (в эту эпоху встречи устраивались еще не в специальных домах для обществ, а исключительно в тавернах и кофейнях (coffee houses) со стремлением к реформированию общества и морали. Это стремление усилилось с 1780-х годов, когда направленная на «совершенствование нравов» деятельность новых религиозных, моральных и филантропических объединений переориентировалась с приоритета воспитания собственных членов на «простой народ». Ложи с их благотворительной активностью также стали служить здесь образцом.